Мальчишки с улицы Пала

Молнар Ференц

– Откуда ты ее взял? – спросил господин Рац.

– Я разбил дома ванночку для купания птиц, мама ее замазала, а я выковырял замазку. Канарейка стала купаться, и вся вода вытекла на ковер. Ну зачем такой пичуге купаться? Вот воробьи – грязные, а никогда не купаются.

Господин Рац наклонился вперед и пригрозил:

– Что-то ты, Челе, развеселился некстати! Смотри у меня! Колнаи, продолжай.

Колнаи сопел и всхлипывал.

– О чем продолжать? – спросил он, утирая нос.

– Где вы взяли остальное?

– Челе ведь сказал… И еще мне общество выдало шестьдесят крайцаров на замазку.

Это господину Рацу

не понравилось.

– Значит, вы и за деньги покупали?.

– Нет, не покупали, – возразил Колнаи. – Просто мой папа доктор и по утрам объезжает больных на извозчике, и один раз он взял меня с собой, а я соскреб замазку с окошка – хорошая, мягкая была замазка, и тогда общество выдало мне шестьдесят крайцаров, чтобы я нанял ту самую карету; я и нанял и проехал в ней до самого Поселка чиновников и всю замазку выковырял, изо всех четырех окошек, а домой вернулся пешком.

Учитель что-то вспомнил:

– Так это тебя я встретил тогда возле Академии Людовики?

– Да.

– И окликнул… а ты мне не ответил…

Колнаи, опустив голову, уныло объяснил:

– Потому что у меня была полна пасть замазки…

И тут повторилось все сначала: Колнаи опять залился слезами, Вейс опять заволновался, начал теребить полу своего пиджачка и сказал в смущении:

– Чуть что – сейчас в рев…

И, глядя на него, сам заревел. Господин Рац встал и начал ходить взад и вперед по комнате.

– Хорошенькое общество, нечего сказать! – промолвил он, покачав головой. – И кто же был председателем?

Тут Вейс мгновенно позабыл все свои горести и, перестав плакать, с гордостью заявил:

– Я.

– А казначеем?

– Колнаи.

– Давай-ка сюда оставшиеся деньги.

– Пожалуйста.

Колнаи полез в карман. Карман и у него был не меньше, чем у Чонакоша. Порывшись там, он принялся по порядку выкладывать содержимое на стол. Сначала извлек форинт и сорок четыре крайцара; потом две пятикрайцаровые почтовые марки; письмо-секретку; две гербовые марки стоимостью в крону каждая; восемь новеньких перышек и наконец цветной стеклянный шарик. Учитель, сосчитав деньги, нахмурился:

– А деньги у вас откуда?

– Это членские взносы. Каждый платил по десять крайцаров в неделю.

– Но для чего вам деньги?

– Просто чтобы взносы платить. Вейс от своего председательского жалованья отказался.

– Сколько ж оно составляло?

– Пять крайцаров в неделю. Почтовые марки принес я, секретку – Барабаш, а гербовые марки – Рихтер. У него отец… он у отца…

– Украл?… Да?… – перебил учитель. – Рихтер!

Рихтер, потупившись, сделал шаг вперед.

– Украл?

Рихтер молча кивнул.

– Какая испорченность! – покачал головой господин Рац. – Кто твой отец?

– Доктор Эрне Рихтер, адвокат по уголовным, гражданским и финансово-правовым делам. Но только общество вместо этой подложило другую марку.

– Как это – подложило?

– Да так. Я очень испугался, когда стащил марку, и общество выдало мне одну крону, я купил на нее новую марку и тихонько подложил ее папе на письменный стол, а он застал меня – не когда я стащил, а когда подкладывал, – и накостылял… то есть побил меня, – поправился он, поймав строгий взгляд учителя, – да еще оплеух надавал за то, что я подложил марку, и спросил, где я ее украл, а я не хотел говорить, а то он еще надавал бы мне по щекам, и сказал: «У Колнаи взял», а он говорит:

«Сейчас же отнеси назад, потому что твой Колнаи наверняка ее где-нибудь украл», я и отнес; вот и получилось, что у общества теперь две марки. Учитель задумался.

– Но зачем же вы покупали новую марку? Ведь можно было вернуть старую.

– Нет, нельзя, – ответил за Рихтера Колнаи:– у той на обороте поставлена печать общества.

– Так у вас и печать есть? Где она?

– Хранитель печати – Барабаш.

Дошла очередь и до Барабаша. Он выступил вперед, метнув убийственный взгляд на этого Колнаи, который вечно с ним вздорит. Спор из-за шляпы был еще свеж у него в памяти… Но делать нечего. Без дальних слов выложил он на зеленый стол самодельную резиновую печать вместе с чернильной подушечкой в жестяной коробке. Учитель осмотрел печать. На ней была вырезана надпись: «Общество собирателей замазки. Будапешт, 1889». Господин Рац, подавив улыбку, снова покачал головой. Тут Барабаш, ощутив прилив смелости, протянул было руку, чтобы взять печать обратно. Но учитель прикрыл ее рукой:

– Ты что?

– Извините, – выпалил Барабаш, – но я поклялся, что скорее жизнью пожертвую, чем отдам печать.

Учитель положил печать в карман.

– Успокойся! – сказал он.

Но Барабаш не мог успокоиться.

– Тогда, – заявил он, – тогда и знамя у Челе отберите.

– Ах, так у вас и знамя есть? Давай его сюда, – обернулся учитель к Челе.

Тот, запустив руку в карман, вытащил крохотное знамя на проволочном древке. Это знамя, как и знамя Пустыря, тоже сшила его сестра. Вообще все дела такого рода, требовавшие умения обращаться с иголкой и ниткой, выполняла сестра Челе. Но это знамя было уже ало-бело-зеленое, [6] и на нем красовалась надпись:

6

Цвета венгерского национального флага.

«Общество собирателей замазки. Будапешт, 1889. Поклянемся навсегда – никода не быть рабами, никода». [7]

– Гм! – произнес учитель. – Это что же за удалец изобразил тут «никогда» без «г»? Кто это писал? Все молчали.

– Кто это писал?! – загремел господин Рац.

Тут у Челе мелькнула мысль: зачем всех впутывать в беду?… «Никогда» без «г» написал Барабаш, но зачем страдать Барабашу? И он скромно ответил:

– Это сестра моя написала, господин учитель.

7

Последняя фраза – строки из «Национальной песни» Шандора Петефи (в переводе Л. Мартынова).

И судорожно глотнул. Конечно, лгать нехорошо, но зато он товарища выручил… Учитель промолчал. А мальчики вдруг заговорили все сразу.

– Как хотите, но только не очень-то красиво выдавать, что у нас есть знамя, – свирепо заметил Колнаи.

– Чего он ко мне пристает? – оправдывался Барабаш. – Раз печать отобрали, обществу все равно крышка.

– Тише! – оборвал прения господин Рац. – Я вот вам задам! Объявляю общество распущенным, и чтоб больше я не слышал о таких вещах! Всем вам будет снижен балл по поведению, особенно Вейсу – за председательство.