Мальчишник в зоне смерти
Шрифт:
Как он мстил. Скольких сестер, дочерей, жен он погубил. Нет им числа. Жажда мести в груди разгоралась все сильнее. По большому счету ему не нужна была власть или этот порт. Ему нужна была месть, но такая, чтобы мир содрогнулся.
И тогда он написал записку Черепу, прямо спрашивая, что он должен делать и каково будет вознаграждение. Ответ пришел незамедлительно, уже со следующей жертвой. "Пришедшим Путь к камесидалу дозволено аще другие намещем на углие горящее". Гаранин, в глазах которого навсегда застыл ужас, перевел это как "Прошедшему Путь к камесидалу
Он повторил записку с вопросом, что он для этого должен сделать. Ответ был: "Принеси мне глаза".
Глава 4
Спустя три часа после побега от Алмауз Кампыр, пройдя не менее пятнадцати километров по лесу, маленький отряд Картазаева вышел к морю. Из последних сил они преодолели последние метры до воды по песку, который показался непривычно липким, с намерением умыться, как оказалось несбыточным. Вода была точно холодец, упругая и неподатливая. Мошонкин отошел от берега на пару шагов и улегся. Поверхность под ним прогнулась, но не разомкнулась, как сделал бы вода, принимая в свои объятия.
— Это не вода! Наверное, химкомбинат выброс произвел, — глубокомысленно заметил десантник.
— Это вода, — возразил водонос. — Изменилась не она, а коэффициент поверхностного натяжения. Он находится в прямой зависимости от силы тяжести, а тот в свою очередь включает в себя гравитационную постоянную. Она обозначает изменение скорости за секунду, а так как время здесь остановлено, то соответственно получаем, что секунда равна нулю, а отсюда следует, что сила поверхностного натяжения практически бесконечна.
— Мудрый ты для аборигена, которого учили в церковно-приходской школе, — заметил Картазаев. — Что-то мне говорит, что никакой ты не водонос. Давай-ка колись, Анвар, кто ты есть и откуда.
Хромой пригладил свои зализанные волосы, победно глянул на полковника и сказал:
— Владимир Петрович, мы на пороге великого открытия, а вас волнуют эти пустяки. Вы совершенно не слушаете меня. Я вам сказал: время остановилось. Посмотрите на свои часы!
— В них, может, механизм сломался? — предположил Мошонкин, покачиваясь на медленно взбухающей волне как на естественном гамаке.
— Я понимаю, что здесь происходят очень занимательные вещи, — согласился Картазаев. — Время остановлено, существуют ведьмы, и обезьяны охотятся на людей. Но в такой обстановке как лицо официальное, а именно как полковник ФСБ и лицо подчиненное лично президенту я требую от вас ясности. Кто вы такой?
Он произнес это с такой яростью и подъемом, что Мошонкин даже встал, пошатываясь на волне, хоть обращались и не к нему.
— Хорошо, хорошо, — махнул рукой Анвар. — Моя фамилия Манатов. Анвар Анварович Манатов. Профессор закрытого института "Алга-17".До недавнего времени я заведовал кафедрой темпоральной физики. У меня одна из самых оснащенных лабораторий в Европе, — он выудил из кармана очки в золотой оправе и надел. — Господи, наконец, мне не надо скрывать своих вторых
— А мне не очень, — отрезал полковник. — Почему вы не признались с самого начала? Зачем надо было скрывать? Кстати, как вы оказались здесь?
— Оказался здесь так же, как и все. Сенсоры лаборатории засекли мощный узел темпоральных возмущений. Вычислить его нахождение было делом техники, а она, как я уже сообщал, лучшая в Европе. А почему не признался? Я не знал, какое у вас было задание. Вполне допускаю существование приказа о моей личной ликвидации.
При упоминании о ликвидации Дина испуганно прижалась к профессору. Он похлопал ее по плечу:
— Не бойся, моя девочка.
— Это тоже дело техники, лучшей в Европе? — осуждающе кивнул на нее Мошонкин.
— А это не ваше дело, Василий! — взвизгнул Манатов. — Может быть, я люблю ее.
— Может или любите? — напирал Мошонкин.
— Вася, идите лучше, — профессор бросил взгляд на девушку и исправился на ходу. — На разведку. Или как это у вас называется, на рекогносцировку.
Картазаев остановил готового взорваться десантника:
— Профессор дело говорит, — он осмотрелся, пляж по левую сторону тянулся без какого-то ни было намека на границы, зато справа вдали просматривались какие-то постройки. — Проверь, что там.
Когда он ушел Картазаев спросил у профессора, что он знает о гробе и его содержимом. Как оказалось, Манатов о Черепе знал.
— Эпоха палеолита. Два миллиона лет, не больше.
— Не может быть. Он такой древний? — изумился Картазаев. — Как он мог быть причастен к существованию всего этого? Чем это может грозить нам?
— Наше время и время здесь течет с разными скоростями, и мы можем разбиться в чужом потоке времени. Нас размажут чуждые нам секунды и минуты.
— Это неприятно, но я имею в виду наш мир в целом.
— Этого вам никто точно не скажет. Но прорыв чуждого разума всегда чреват непредсказуемыми последствиями. Представьте, что в древний Рим прорвался суперсовременный танк. Он один способен смести всю империю, а ведь она в дальнейшем оказала огромное влияние на всю человеческую цивилизацию в целом. Но об этом я могу говорить долго.
— Не надо. Скажите лучше, а какова роль Черепа, по-вашему?
— Могу лишь предположить, что он является связующим звеном между двумя мирами, один из которых при его посредстве имеет намерение активно внедриться в другой.
— Откуда вы можете знать о его намерениях?
— О своей лаборатории я уже вам рассказывал. Сканеры показали положительный дифферент в сторону нашей реальности. А дальше думайте сами, какие могут быть последствия, — профессор задумался и мечтательно произнес. — Это было бы интересно наблюдать, как рушатся привычные законы. Как самолеты замирают в воздухе, как внутри атомных реакторов цепные реакции превращаются в вялотекущий процесс, и как нечто абсолютно чужеродное, не имеющее с нашей обычной жизнью никаких точек соприкосновения вдруг вторгается в нашу реальность.