Малёк. Безумие продолжается
Шрифт:
— Мы имеем дело с лучшим поедателем сарделек в Ната-ле! И он сказал, что мои сардельки — лучшее, что он ел в жизни! Речь о сардельках с моего гриля!
Я решил не сообщать папе о том, что Жиртрест всем подряд говорит, будто их готовка — лучшее, что он ел в жизни. По его словам, такое вранье «улучшает карму».
Папа заставил меня встать у ворот и крикнуть, как только я увижу машину Жиртрестовой мамы в конце улицы, — в этот момент папа бросит колбаску на гриль. Простоял у ворот полчаса и за это время понял, что Черныш — явный расист. Он свирепо облаивает всех чернокожих, что проходят мимо, а когда видит белых, начинает махать
12.30. Мама у Жиртреста очень толстая. Она постоянно курит и, судя по количеству клубков на заднем сиденье машины, не на шутку увлечена вязанием. Крикнул папе, что Жиртрест приехал. Тут же раздались дикие крики и вопль: «Воды!» Сообщил Жиртресту, что мой папа готовит ему обед. Он расплылся в улыбке. Потом повернулся к маме и сказал:
— Скоро буду, мам.
Его мама кивнула и закурила.
Папа был счастлив видеть Жиртреста, хоть и расстроился, что его мама не захотела присоединиться к пиршеству. Он дважды пожал Жиртресту руку и предложил ему пива. Жиртрест покраснел и попросил колу. Приказав маме принести напитки, папа поздравил его с приглашением на конкурс и пожал ему руку уже в третий раз. Усевшись на большой стул, Жиртрест сказал:
— Мистер Мильтон, ни разу в жизни мне не приходилось пробовать таких чудесных колбасок, как в тот день на матче по крикету.
Папа замахал рукой, залился краской и ответил:
— Подумаешь. Их приготовить — минутное дело. (А сам с полвосьмого утра мариновал сардельки в секретном соусе.)
Спустя двадцать минут непрерывного разговора о сардельках подали кушать. Папа был слегка разочарован, что Жиртрест уничтожил всего четыре колбасных спиральки, но повеселел, когда тот назвал его секретный соус-подливку «волшебством». А потом бросился на улицу с двумя колбасками, чтобы угостить ими Жиртрестову маму.
13.20. Машина Жиртрестовой мамы стояла под деревом напротив нашего дома. Она сидела в водительском кресле, слушала радио «Порт Натал» и вязала, как мне сначала показалось, гигантский плед (который оказался свитером для Жиртреста). Честно говоря, я удивился, что мама Жиртреста согласилась прождать целый час под деревом напротив нашего дома. Когда мы тронулись, Жиртрест громко рыгнул и признался, что вкус у папиных колбасок был какой-то странный. Его мама посмотрела и сказала:
— Сидни, сколько раз тебе говорить — открывай окно, когда так делаешь! Теперь в машине воняет, как на скотобойне!
Жиртрест извинился, открыл окно и принялся уплетать пятую колбаску. До Кингз-Парка мы ехали в полной тишине, не считая громкого жевания и тихой музыки по радио.
Я поблагодарил маму Жиртреста за то, что она меня подвезла, но ответа не последовало. Она достала из бардачка деньги, протянула их Жиртресту и сказала: «Только не свинячить». Жиртрест рассмеялся, чмокнул маму в щеку и хлопнул дверью.
Матч был очень интересный, хоть Натал и проиграл с большим отрывом. За нами сидел мужчина, который считал, что судья жульничает. После игры он встал и заявил, что разрешил бы Висаги по кличке Мясо (игроку сборной На-таля) жениться на своей дочери, но и на километр не подпустил бы Хью Риса-Эдвардса (защитника сборной Наталя) к своему сыну. Какой-то парень в желтой ветровке
После матча Жиртрест сказал, что надо идти на вечеринку в колледж Ровере. Миновав парковку размером с поле, мы очутились на территории футбольного клуба. Взрослые столпились у бара, а на поле было полно ребят нашего возраста. И что самое прекрасное, девчонок было намного больше, чем парней. Жиртрест купил нам имбирного пива, мы сели на насыпь и стали глазеть на толпу. Мы говорили о девчонках, о регби и снова о девчонках... Наконец, у нас кончились темы для разговора, и мы стали молча разглядывать проходящих мимо симпатичных девчонок. Жиртрест довел меня до белого каления звуком, который издавал, жуя соломинку. Но не успел я лопнуть от бешенства, как он вынул соломинку изо рта, указал пальцем куда-то вдаль и сказал:
— Глянь-ка, Малёк, там твоя бывшая.
Проследив за его взглядом через поле людей, я заметил девушку с рыжими волосами, которая стояла к нам спиной. Вряд ли это была Аманда — она скорее умрет, чем заявится в футбольный клуб. Жиртрест покачал головой и снова ткнул в ту сторону пальцем.
— Да нет же, чувак, вон там... Длинные светлые волосы... это Русалка.
Мое сердце забилось в груди, все расплылось перед глазами. Светловолосые девушки были здесь повсюду. А потом — БАЦ! Я увидел ее. Она стояла у хоккейных ворот с тремя подружками. Я поймал себя на том, что в ужасе пячусь назад и вверх по насыпи. Жиртрест стал смеяться и посоветовал мне подойти к Русалке и поговорить с ней. Я ответил, что мне нужно в туалет. На самом деле мне нужно было время, чтобы подумать и составить план. Я притворился, что отливаю за кустом, а потом сказал Жиртресту, что надо придумать какой-то предлог, чтобы подойти к ней. Слишком глупо просто подойти и заговорить. К тому же это она меня бросила, поэтому сама и должна делать первый шаг.
Тут Жиртреста осенило. Он придумал, что пройдет мимо Русалки и поздоровается с ней, а потом скажет, что я на той стороне поля. К тому времени я затусую с какими-нибудь крутыми девчонками, и она подумает, что я настоящий плейбой, раз сумел привлечь целую кучу девиц. И возможно, даже приревнует и попытается меня поцеловать. Жиртрест вприпрыжку убежал, и вскоре я увидел, как он болтает с Русалкой и показывает в мою сторону пальцем. Я подошел к группе девчонок, которые даже не замечали меня. Через некоторое время они начали подозрительно коситься в мою сторону и перешептываться. Я опустил глаза и сделал вид, что погружен в глубокие раздумья. Потом одна девчонка сказала: «Что за отморозок», а ее подруга добавила: «Козел». Они ушли, и я остался один на огромном открытом пространстве. В отчаянии оглянулся в поисках компании, к которой можно было бы пристроиться... А потом увидел ее. Русалка стояла рядом и улыбалась.
Я, запинаясь, промямлил: «П-привет». Она тоже сказала «привет». В тот момент я заметил, что рядом со мной стоит Жиртрест. Раскрыв рот, он пялился на грудь Русалки стеклянными глазами. Этот придурок все сделал правильно, кроме одного: в конце он должен был оставить нас с Русалкой наедине. Мой мозг застыл, язык стал мягким, как свиная сарделька. Русалка была само совершенство. Взглянув на нее, я понял, почему нам никогда не суждено быть вместе. Она — королева красоты, а я всего лишь Малёк Мильтон, посмешище для всех своих друзей. Подумать только, я на что-то рассчитывал... Видимо, у меня случилось помрачение рассудка.