Малёк. Безумие продолжается
Шрифт:
Положил в сумку плеер и бумажник. Наконец время пришло, и мы обменялись прощальными рукопожатиями. Рэмбо сказал, что надеется, что мы найдем того, кто нас предал, и выясним почему. Жиртрест заявил, что уже приступил к расследованию. Когда я прощался с Рэмбо, он сжал мое плечо и сказал:
— Знаешь, а я рад, что ты все записывал в своем дневнике. Ведь благодаря тебе однажды люди узнают, что мы сделали.
Потом Бешеный Пес схватил меня за плечи и воскликнул:
—И обязательно напиши, какой потрясный был Бешеный Дом! А то еще подумают, что это шалаш вроде того, где малыши играют.
—Не волнуйся,
Рэмбо с Бешеным Псом прошли с чемоданами через двор и ворота. Вдруг Бешеный Пес бросился обратно и на ходу сбил пустившегося в бегство Дэррила приемчиком из регби. Подняв визжащего первокурсника за шкирку, он бросил его головой в фонтан. Потом повернулся к нам, громко залаял, пробежал по траве и скрылся за воротами.
Это был конец Безумной Восьмерки.
Воскресенье, 29 сентября
Я вернулся.
В спешке и расстройстве по глупости забыл в школе дневник. Каждый день я молился» чтобы дневник был заперт в шкафчике в классе, а не в спальне, где Щука мог бы найти его, сделать копию и вывесить всему миру на обозрение. Еще мне постоянно снились кошмары, как Укушенный взламывает мой шкафчик рукояткой ракетки для сквоша и читает то, что я про него написал. Сильно трясущимися руками я крутил колесико кодового замка: вперед, назад, снова вперед... Дверца шкафчика открылась, и я увидел самую прекрасную вещь на свете — мой блестящий ярко-красный дневничок. Оглянулся проверить, не подсматривает ли кто, а потом станцевал джигу и молча завизжал от счастья. (К сожалению, по непонятной мне причине я оставил в шкафчике еще и яблоко, которое за три недели совсем стухло и привлекло целый выводок плодовых мошек.) Перечитал последние несколько записей до временного отстранения от занятий, впал в уныние, поэтому перестал читать и открыл чистую страницу.
Урок на всю жизнь: не знаешь, что делать, — просто переверни страницу.
21 ДЕНЬ В АДУ (БЕЗ ПРОБЛЕСКА НАДЕЖДЫ)
Три недели, что я провел дома, были не сахар. Вообще-то, это напоминало нацистский концлагерь, где командовала моя мама — она выкрикивала приказы и устраивала мне выволочку за малейшую оплошность. Даже запретила мне видеться с Русалкой. (Но по глупости не запретила кататься на велосипеде каждый день после обеда, поэтому мы с Русалкой все равно встречались по средам и воскресеньям в парке около ее дома, минут на двадцать).
Плохо то, что я так ее и не поцеловал! Теперь не целовать ее кажется до того обычным делом, что, если бы я все же решился, это выглядело бы странно. На прошлой неделе набрался храбрости и взял ее за руку, но Русалка захихикала, сжала мою руку и выпустила ее. Говорит, что такого хорошего друга, как я, у нее никогда в жизни не было, а я с каждым разом все больше впадаю в отчаяние и чувствую себя жалким придурком. К тому же боюсь спросить, хочет ли она быть моей девушкой — вдруг опять получу от ворот поворот?
Никогда не видел своих предков такими злыми, как в день, когда они явились за мной. Вообще-то, папа не очень сердился, а просто притворялся, потому что мама сказала, что так надо. Я это понял по тому, как он косился на нее каждый раз, когда она заканчивала очередную фразу своей нескончаемой
Вомбат посоветовала маме отдать меня в приют, ведь я почти что уголовник. Взглянув на меня, как на отброс общества, она сказала: «Да, с каждым днем он все больше становится похож на отца». А потом спросила маму, не слишком ли поздно отдать меня на усыновление. Мама подумала и ответила, что это очень сложно. Вомбат с отвращением взглянула на меня и проговорила: «Да, пожалуй, ты права. Да и кому он нужен. Будет шататься по улицам, как Оливер Твист!» Моя бабуля из тех, кто щедр на похвалы, лишь когда у тебя все в порядке, а при малейшей неудаче готов забить тебя ногами. Теперь понимаю, почему папа пытался прикончить ее, и не раз.
Урок на всю жизнь: остерегайся Вомбата, в беде от нее помощи не жди.
Есть и плюсы: я очень много занимался уроками. И, кажется, обогнал весь свой курс почти по всем предметам.
Раз в три дня звонил Папаша — поболтать и узнать, как у меня дела. Он сказал, что не стоит убиваться из-за того, что случилось, ведь теперь меня будут помнить как крутого бунтаря. Я благодарил его за советы, а он отвечал: «За совет денег не берут, Мильтон. Не то что за секс!» В этом весь Папаша — никогда не поймешь, то ли он говорит гениальные вещи, то ли придуривается. Когда он пьяный, еще сложнее. Например, в пятницу он попрощался со мной словами: «Лучше быть МакЭнроу, чем Лендлем![46]» А потом бросил трубку, но, видимо, попал мимо, потому что я услышал треск, потом вопль и хлопанье двери.
Понедельник, 30 сентября
О происшествии с Бешеным Домом почти не говорили. Гоблин звонил Рэмбо в наши вынужденные каникулы, и тот сказал, что его отец подключил к делу своих адвокатов и планирует судиться с Укушенным. А пока в спальне нас осталось всего пятеро. Это как-то странно и уныло.
После обеда нас вызвали к Укушенному, который заявил, что нам дается последний шанс исправиться. Мол, мы должны доказать себе и ему, что школа не зря оказывает нам такое доверие. (Не знал, что в понятие «доверия» входит отстранение от занятий, исключение и жестокие побои.)
А посреди ночи нас атаковала шайка хулиганов, набросившаяся на нас с подушками и мешками для грязного белья, в которых лежали ботинки и книги. Проснувшись, я был уже окружен нападающими и мог лишь укрыть голову и смиренно принять удар. Жиртресту удалось вырваться, и он включил свет. Побои тут же прекратились, наши мучители направились к выходу. А последние пятеро из Безумной Восьмерки кое-как поднялись и в ужасе уставились на торжествующих победителей, которые, ликуя, шагали к выходу, направляясь в спальню первокурсников. Нас только что побила Никчемная Шестерка! Нет большего унижения.