Маленькая Фадетта
Шрифт:
Фадетта принимала тоже все предосторожности, чтобы все скрыть; любя его, она не хотела подвергать его насмешкам и причинить ему неприятности в его семье. Поэтому она требовала от него такой тайны, что прошел целый год, пока все обнаружилось. Ландри приутих. Сильвинэ не следит за каждым его шагом и действием, да и сама страна, своим местоположением, покровительствовала любви. (Она была не очень населена и вся разделена на овраги).
Сильвинэ радовался, что брат охладел к Маделон; хотя он, скрепя сердце, и покорился перед судьбой, но теперь ревность перестала его мучить, когда он убедился, что Ландри не торопится отнять у него сердце и отдать его женщине. Он предоставил
В холодные ночи, зимой, трудно объясняться в любви на воздухе; Ландри и маленькая Фадетта укрывались в башне Жако. Так назывался старый голубятник, давно предоставленный голубям, но теплый и замкнутый со всех сторон, он прилегал к ферме отца Кайлло. Там складывалась вся мясная провизия, а ключ сохранялся у Ландри. Голубятник находился на пределах земли ла-Приш, недалеко от брода де-Рулетт. Никому и в голову не могло прийти, что два влюбленных скрываются среди пустынного поля, засеянного медункой. Если погода была хорошая, они отправлялись на рубку молодых деревьев. Убежище было удобное для воров и для любовников, а так как у нас воров нет, то и пользуются им исключительно одни любовники.
Долго сохранить тайну нет никакой возможности. В один воскресный день Сильвинэ, проходя вдоль стены кладбища, услышал по другую сторону, в двух шагах от него, голос своего близнеца. Ландри говорил шепотом, но Сильвинэ так знал его голос, что мог угадать всякое слово, невнятно произнесенное.
— Отчего ты не хочешь танцевать? — спрашивал он у своей незнакомой спутницы, ты все уходишь после обедни. Никто не осудит, что мы вместе танцуем, ведь не знают, что мы постоянно с тобой видимся. Не подумают приписать это моей любви, а просто решат, что я хочу посмотреть, умеешь-ли ты еще танцевать?
— Нет, Ландри, нет, — ответил чей-то голос; Сильвинэ его не узнал, потому что Фадетта все скрывалась и он давно ее не слышал, — пусть меня совсем забудут; а если мы попробуем один раз, нам захочется продолжать каждое воскресенье и опять станут про нас болтать. Верь мне, наши бедствия начнутся с того дня, как узнают про нашу любовь. Я лучше уйду, а ты приходи ко мне вечером, когда вернешься от своих.
— Тоска какая! никогда мы не танцуем, — ответил Ландри;— ведь прежде ты так любила танцы, милочка, ты всегда была грациознее всех. Какое мне было бы удовольствие — держать твою ручку и кружить тебя в моих объятиях, ты такая ловкая и гибкая! Только ты не должна ни с кем танцевать, кроме меня.
— Вот этого-то и не надо, — возразила она. — Вижу, что ты сам хочешь повеселиться, мой добрый Ландри. Пойди, потанцуй, я буду за тебя счастлива и терпеливо буду дожидаться твоего возвращения.
— Ты слишком терпелива, — беспокойно прервал Ландри;— я бы скорей согласился, чтобы мне отрубили ноги, чем пойти
— А ведь мне бы пришлось танцевать со всеми и целовать их, — возразила Фадетта.
— Нет, тогда лучше не оставайся, — перебил Ландри, — я не позволю тебе целоваться.
Сильвинэ не слыхал их разговора дальше, шаги удалялись. Не желая, чтобы брат его обвинял в подслушивании, он вошел в кладбище и подождал, пока Ландри пройдет мимо него.
Это открытие пронзило сердце Сильвинэ, как удар ножа. Он не старался узнать, кого так страстно любил Ландри. Достаточно было и того, что есть на свете такое существо, для которого брат забывал его. Больнее всего было сознание, что Ландри с ним не откровенен.
— Он мне не верит, — думал он;— конечно, это она виновата. Она подучивает его меня остерегаться и ненавидеть. Теперь мне ясно, отчего он так скучал дома и так неохотно гулял со мной. Я все думал, что он предпочитает одиночество и редко ходил с ним. С этого дня я совсем не буду мешать ему. Я и вида не подам, что узнал его тайну, это только рассердит его. Пока он будет торжествовать, что он, наконец, избавился от меня, я буду страдать втихомолку.
Сильвинэ поступил, как думал: он не только не удерживал брата, но сам уходил из дома, чтобы ему не мешать. Он спасался в фруктовый сад и там предавался своим мечтам. Он упорно отказывался идти в деревню, боясь встретиться с своим близнецом.
— Если я встречу там Ландри, — думал он, — он вообразит, что я за ним слежу и намекнет мне, что я лишний.
Постепенно вернулось его старое горе, от которого он было вылечился. Теперь оно возвратилось с удвоенной силой и невольно отразилось на его лице. Мать старалась узнать причину его печали, но он стыдился сознаться, что в восемнадцать лет он не стал умнее, чем в пятнадцать, и упорно молчал на её вопросы.
Это спасло его от болезни; Бог никогда не покидает твердых духом, старающихся скрыть свои страдания. Бедный близнец всегда был бледен и задумчив, часто страдал лихорадкой и всю жизнь остался слабым и хилым на вид. Работа утомляла его, но он старался превозмочь свою слабость, зная, что труд полезен; да и при том не хотелось ему огорчать отца своей ленью. Поэтому он иногда брался за работу не по силам и на другой день лежал больной.
— Сильвинэ никогда не будет хорошим работником, хотя он старается и не щадит себя, — говорил отец Барбо. — Я не отдам его в услужение, а то он наверно заморится. Господь не создал его сильным, я постоянно бы за него мучился, если бы он поступил к чужим.
Мать Барбо вполне соглашалась с мнением мужа. Она всячески старалась развлечь Сильвинэ, советовалась со многими докторами; одни сказали, что ему надо беречься и пить побольше молока; другие, наоборот, велели ему много работать и пить крепкое вино. Мать Барбо недоумевала, кого послушаться.
К счастью, она не последовала ни одному из этих советов. Сильвинэ так и пошел по дороге, начертанной ему Богом, и не встречал никаких извилин. Он влачил свое горе довольно тихо, пока внезапно не обнаружилась любовь Ландри, и Сильвинэ стал страдать от печали брата.
Открыла тайну и Маделон. Она сыграла злую шутку, хотя и совсем неожиданно узнала про любовь Ландри к Фадетте. Позабыла она его очень скоро, потому что никогда серьезно не любила. А все-таки в глубине сердца она сохранила затаенную злобу против Фадетты и ждала первая случая, чтобы отомстить им обоим. В женском сердце самолюбие оставляет больше следов, чем сожаление.