Маленькая Фадетта
Шрифт:
Ландри выучился танцевать в ла-Прише; прежде он не решался, потому что Сильвинэ не любил танцы. Он скоро плясал так ловко, будто с самого детства только этим и занимался. Его стали считать одним из лучших танцоров веселых танцев в ла-Прише; он еще не находил удовольствия, целуя девушек после каждого танца, как это у нас принято, но все-таки гордился, считая себя взрослым. Ему бы даже хотелось, чтобы они стыдились его. Но девушки еще не стеснялись и многие обнимали его, смеясь, к его большой досаде. Когда Сильвинэ увидел брата танцующим, он очень рассердился; он даже расплакался от злости, что Ландри целовался с одной из дочерей отца Кайлло, он находил это непристойным.
Итак, каждый раз Ландри жертвовал
Когда же он увидел, что его брат ушел, не желая с ним мириться, он глубоко огорчился и горько заплакал в первый раз с того дня, как он расстался с своими; он спрятался, чтобы не показать свою обиду родителям и не расстроить их еще больше.
Ландри скорее имел право завидовать: Сильвинэ был любимцем матери, и даже отец с ним обращался снисходительнее и осторожнее, хотя в душе предпочитал Ландри. Сильвинэ все боялись огорчать из-за его слабости и хворости. Его участь была лучше, ведь он оставался дома, а его близнец взял на себя и тяжелый труд, и разлуку!
Добрый Ландри впервые все это рассудил и нашел, что брат к нему несправедлив. До сих нор он его не обвинял по свой доброте и постоянно себя порицал за то, что не умел быть таким ласковым и внимательным со всеми, как брат. Но теперь он никакой вины за собой не чувствовал. Он даже отказался от ловли раков, чтобы прийти домой, между тем как парни из ла-Приша, готовившиеся к этому удовольствию целую неделю, соблазняли его ехать, обещая много веселья. Ему это много стоило. Все это представлялось Ландри и он долго плакал, как вдруг он услышал, что кто-то плачет вблизи и сам с собою рассуждает, по привычке деревенских женщин — говорить с собой в горестях. Ландри тотчас узнал мать и побежал к ней.
— Ах, Господи, — причитывала она, рыдая, — этот ребенок меня уморит в конце концов!
— Это я вас огорчаю, матушка? — воскликнул Ландри, кидаясь ей на шею. — Накажите меня хорошенько и не плачьте. Я не знаю, чем вас рассердил, но заранее прошу прощения!
С этой минуты мать узнала, что сердце Ландри не было черствое, как она раньше думала. Она его обняла и сказала сама не понимая, что говорит, что не он виноват, а Сильвинэ; она была к нему иногда несправедлива, но теперь раскаивается; а что Сильвинэ сходил просто с ума и она боится за него, он ушел, не евши, до рассвета. Солнце уже заходило, а его все нет. В полдень он был у реки, и мать Барбо опасалась, что он утонился.
Предположение матери о самоубийстве Сильвинэ застряло в голове Ландри, как муха в паутине. Он поспешил пойти разыскивать брата. По дороге, он грустно твердил себе: — Кажется, матушка права, я очень равнодушен. Но, вероятно, Сильвинэ очень страдает, что решился огорчить так матушку и меня.
Он бегал во все стороны, звал брата, осведомлялся о нем, все напрасно. Наконец, он приблизился к правой стороне тростников и пошел туда, зная, что там было любимое местечко Сильвинэ. Это был ров, который образовала речка, вырвав с корнем две или три ольхи; они так и лежали в воде, корнями вверх. Отец Барбо не хотел их убрать.
Он оставлял их потому, что они удерживали землю, лежащую большими комьями между их корнями, вода же постоянно опустошала тростники и уносила ежегодно часть лугов, так что деревья лежали весьма кстати. Ландри приблизился ко рву (так они называли эту часть тростников), он прыгнул с самой вышины, чтобы поскорее очутиться в самой глубине, так как на правом берегу было столько веток и травы, и человека не было видно, если не войти туда; Ландри так торопился, что не пошел кругом до угла, где они сами сделали лестницу из дерна, положив его на камни и на большие корни, торчащие из земли в виде
Он очень волновался; его преследовала мысль матери, что Сильвинэ хотел с собой покончить. Он исходил всюду, через ветки, истоптал траву, звал Сильвинэ и свистел его собаку, она тоже исчезла и не было сомнения, что она последовала за своим хозяином. Как ни искал и ни звал Ландри, он никого во рву не нашел. Он всегда все делал обстоятельно и хорошо; потому он тщательно осмотрел берег, стараясь найти след ноги или обвал земли.
Поиски были печальные и трудные; Ландри больше месяца здесь не было, и хотя это место было ему хорошо знакомо, все же не настолько, чтобы заметить малейшую перемену. Весь правый берег и дно рва были покрыты дерном, тростник и хвощ так густо выросли в песке, что невозможно было увидеть след ноги. Однако, после тщательных поисков, Ландри нашел след собаки на помятой траве, словно Фино или другая собака его роста на ней лежала, свернувшись в клубок.
Это до того его озадачило, что он вторично осмотрел крутой берег. След показался ему совсем свежим, точно оставленным ногой человека, который прыгнул или скатился. Впрочем, яму могли вырыть большие водяные крысы, опустошающие и грызущие все, но все-таки это предположение так огорчило Ландри, что он упал с молитвой на колени.
Недолго он оставался в нерешимости, ему скорее хотелось пойти и поделиться своей тревогой с кем-нибудь. Он смотрел на реку полными слез глазами, как бы спрашивая у неё, что она сделала с его братом? А речка текла спокойно, бурлила около веток, висящих вдоль воды, и уходила дальше, словно насмехаясь тайно над Ландри.
Мысль о несчастий удручающе подействовала на бедного Ландри и он совсем потерял способность соображать.
— Не вернет мне брата эта злая безмолвная речка, думал он, напрасно я плачу; он попал в самую яму, где накопилось столько веток, и теперь не может оттуда выбраться. Господи, когда я подумаю, что мой бедный близнец, может быть, лежит в двух шагах от меня на дне, а я не могу его найти в этих ветках и кустах, даже если бы спустился туда.
И он стал горько оплакивать брата. Это было его первое тяжелое горе. Наконец, его осенила мысль, посоветоваться с теткой Фадэ, старой вдовой, она жила на самом конце Жонсьеры, на дороге, спускающейся к броду. Эта женщина имела небольшой садик и дом, но никогда не нуждалась: она отлично лечила от разных болезней и невзгод, и к ней со всех сторон приходили за советами. Она помогала им тайными средствами, вылечивала раны, вывихи и увечья. Иногда она рассказывала небылицы, выдумывала несуществующие болезни, как, например, отцепление желудка или отпадение ткани живота и тому подобное. Я сам не верил таким случаям, то же сомневаюсь в её способности переводить молоко из молодой коровы в старую и тощую. Но все-таки она трудом зарабатывала деньги, потому что исцеляла многих больных своими лекарствами, и знала отличные средства от простуды, приготавливала пластыри для порезов или ожогов и давала пить настойки от лихорадки.
В деревне трудно знахарке не прослыть колдуньей, многие уверяли, что тетка Фадэ не выказывает всех своих познаний, а что она может находить потерянные вещи и даже пропавших людей. Такое заключение выводили из её способности помогать в беде и приписывали ей невозможное.
Дети всегда слушают очень внимательно такие рассказы. Ландри слышал от своих хозяев, людей более суеверных и простых, чем его родные, что тетка Фадэ легко находит тело утопленника при помощи зернышка, которое она бросает в воду, приговаривая. Зерно всплывает по течению и останавливается там, где лежит бедное тело. Многие думают, что и священный хлеб имеет ту же силу, во многих мельницах есть всегда приготовленный хлеб. Но у Ландри его не было с собою, а тетка Фадэ жила так близко. Он долго не размышлял и побежал к ней.