Маленькая леди и принц

Браун Эстер

– Уильям уехал по срочным делам, а бедняжке Эмери придется торчать у родителей до тех пор, пока малыш не подрастет. Таскать его по аэропортам пока нельзя. Словом, теперь она во власти вашего отца. – Бабушка протянула руку к блюду с пирожными, на мгновение замерла, раздумывая, взять ли эклер или кулинарное чудо с нежно-розовой помадкой, на которое я тоже успела положить глаз, и переложила к себе на тарелку и то и другое. – Зато на внука Мартин не нарадуется. Даже умудрился разыскать вашу древнюю няню.

– Няню Эг? – восторженно спросила я. – Как здорово! Она еще работает?

Я обожала свою няню.

Вообще-то ее имя Агата Данстейбл, и нам полагалось обращаться к ней по фамилии, но мы пренебрегали этим правилом. Аллегра звала няню Нэг. А Эмери так ее боялась, что за девять лет, которые та у нас проработала, не называла ее вообще никак.

Я же няню любила. Когда я пошла в школу, большую часть внимания она стала уделять Эмери, еще совсем малышке, а Аллегре, которая на три года старше меня (тогда уже почти подростку с бесконечными вспышками гнева), доставались лишь жалкие остатки няниной любви. Характер у Аллегры был не подарок – не добившись желаемого, она могла выкинуть что угодно. Впрочем, няня Эг до нас работала в семье очень вздорных шотландцев, поэтому в нашем доме не увидела и не услышала практически ничего такого, с чем ей не доводилось сталкиваться прежде. Вдобавок она умела с поразительной твердостью уладить любую неприятность.

Казалось, няня до сих пор все про нас знает. Я каждый год поздравляла ее с Рождеством и днем рождения, а она в ответ присылала ежегодные сборники «Блю Питер» и открытки с изображением пауков, в которых подробно описывала погоду в Гранджовер-Сендзе.

– Сколько ей сейчас? Наверняка лет сто двадцать? – задумчиво спросила я.

– Няни начинают карьеру в семьдесят и больше не стареют. Она приезжает в конце недели,– сказала бабушка. – Что это с твоим отцом? Затеял удержать Эмери дома, чтобы благодаря ей и внуку провернуть очередное гнусное дельце? – Она повела бровями. – Интересно какое.

– По-твоему, его любовь к малышу и желание помочь Эмери – странность? – спросила я тоном спорщика. – Зачем все время подозревать его в гнусностях? Да, кстати, о чем ты хотела со мной поговорить?

Бабушка несколько смутилась. Не успела она ответить, как зазвонил ее телефон.

– Бабушка! Могла бы и выключить мобильник, когда я приехала!

Бабушка помешана на хороших манерах больше, чем я. Благодаря ее воспитанию уже в семилетнем возрасте я появлялась на праздниках в собственных вечерних перчатках. Однако чем больше устанавливаешь для себя правил, тем чаще их нарушаешь.

– О! Прости меня, детка,– пробормотала она, глядя на номер.

Ее взгляд перепрыгнул на меня и снова вернулся к телефонному экранчику, а щеки вдруг покрылись легким румянцем. Ого! Бабушка вроде бы никогда не краснела.

Она суетливо поднялась с кресла.

– Прошу прощения, дорогая… Знаю, это ужасно грубо, но я непременно должна ответить на звонок. Я на минутку отлучусь…

Она тут же пошла в сторону выхода, однако я успела заметить, как загорелись ее глаза. Звонил бабулин поклонник, в этом не могло быть сомнений.

Чудесно! – воскликнула я, перекладывая себе на тарелку пирожное с шоколадным кремом.

Бабушка не возвращалась не меньше пяти минут. От нечего делать я принялась листать «ОК!».

Нельсон терпеть не мог журналы, пестревшие снимками знаменитостей, даже запретил приносить их домой,

ибо был твердо убежден в том, что не стоит обращать на этих людей ни малейшего внимания. Я же тайком любила полистать глянцевые страницы с описанием шумных вечеринок, ведь на фотографиях порой встречались те, кого я знала. Нет, сама я не вращалась в кругах вечно загорелых и широко распиаренных личностей. Однако с некоторыми из них была знакома по какой-нибудь из своих многочисленных школ. Из– за того что вокруг папы без конца вспыхивали скандалы, а Аллегру отовсюду исключали, нас переводили из одной школы в другую. Вдобавок до замужества Аллегра встречалась с целым набором капризных и чудаковатых богатеньких парней. Кстати, до знакомства с Джонатаном и я крутила романы с весьма колоритными персонажами, однако если Аллегра выбирала либо состоятельных театральных режиссеров, либо управляющих хеджевыми фондами, то мне попадались лишь бездельники, называвшие себя художниками только потому, что когда-то собственноручно выкрасили стены в своей спальне в черный цвет.

Какая же я была дура!

Я налила себе еще чая и, вдыхая аромат новеньких журнальных страниц, спокойно продолжила листать «ОК!». В последнее время Лондон сотрясали жуткие вечеринки. До меня дошли слухи, что одну мою бывшую одноклассницу, Тигги Уотерфорд, на торжестве у россиянина, нефтяного магната, праздновавшего в Челси свой день рождения, засунули чуть ли не целиком в шоколадный фонтан. Когда ее оттуда вытащили, виновник торжества пожелал, чтобы с пострадавшей слизали весь шоколад. Во всяком случае, так мне рассказывали.

Неужели фотография, на которую я сейчас смотрела, была сделана на том же самом празднике? Я наклонила голову и прищурилась. Дамочка на снимке, несомненно, походила на Тигги. В платье, напоминавшем зефир, она была заметно полнее, чем в те дни, когда мы вместе ездили в «Пони клуб». Я представила, как порочные мальчишки из высшего света смотрят на Тигги и видят в ней…

– Ты листаешь «ОК!»? Джонатану бы это не пришлось по вкусу! – прозвучал надо мной звонкий голос. От испуга я вздрогнула и чуть не пролила чай. – Нельсону тоже,– добавила бабушка, грозя пальцем и довольно улыбаясь.

Я отложила журнал.

– Они мне не указ. Я читаю, что хочу.

Бабушка грациозно села в кресло, поджала ногу, немного наклонила набок голову, будто собираясь возразить, и снова улыбнулась.

– Да, конечно. Ты у нас восхитительная и независимая деловая женщина. У меня к тебе как раз небольшое предложение. – Она многозначительно помолчала. – Секретное.

– Что ты имеешь в виду? Не хочешь, чтобы об этом знал папа? – Я вздохнула. – Прекрасно тебя понимаю, ведь…

– Нет-нет! Я имею в виду, об этом не должен знать никто! Я тебе доверяю. – Бабушка сжала красные губы и сложила руки на коленях. Все три ее кольца с бриллиантами торжественно засверкали. – Дело международной дипломатической важности.

Я поневоле заинтересовалась.

– Продолжай.

– Сначала пообещай, что никому и полусловом не обмолвишься.

– Обещаю.

– Даже если ответишь мне отказом.

– Обещаю! Скорее говори!

– Хорошо,– с заговорщицким видом произнесла бабушка. – Помнишь моего давнего-давнего друга, принца Александра фон Хелсинг-Александроса? Холленбергского?