Маленькая птичка
Шрифт:
— Ну что же, теперь наши вещи здесь, и нам следует поторопиться, а то брат Бернард придет за нами, когда мы еще не будем готовы. Наши территориальные проблемы мы решим позже, а сейчас надо переодеться. Пойдем, я покажу тебе, где.
Он взял ее за руку и отвел в маленькую гардеробную, в которой был занавешенный угол, предназначавшийся для вещей, и стоял стол для умывания. Все ссоры были временно позабыты, и следующие несколько минут они помогали друг другу отыскать нужные вещи. Лоуренс специально разделся при ней до пояса. Чем скорее она привыкнет к нему, тем проще будет потом, подумал он и улыбнулся про себя, заметив, как она искоса бросала на него любопытные взгляды.
Оливия
— Ты можешь одолжить его у меня, но только на сегодняшний вечер.
— Благодарю тебя. Ты так уверен, что хочешь получить его обратно?
— Я ни в чем никогда не был более уверен, Оливия. Позволь мне привязать тебе кольцо на руку.
Она протянула руку, с которой свисали длинные концы ленты, и не отрываясь смотрела, как он завязал бант на ее запястье. Он был так близко, что ее дразнил и будоражил этот запах мужчины. Его близость и прикосновение пальцев к запястью вновь заставили ее потерять способность мыслить здраво и превратили колени в дрожащий кисель. Неужели он знает, думала она, как сильно все это на меня действует?
В дверь вновь постучали, и они поняли, что пора идти.
Возвращаясь из аббатства на закате солнца, Лоуренс и Оливия мирно беседовали. Он был рад рассказать ей об ожидавшем их будущем и о своих делах, но боялся, что все будет воспринято неправильно. Ее неверное понимание мотивов его поступков и резкое неприятие той торопливости, с которой он устраивал их брак, были вполне понятны. И все же под этой бурей возмущения чувствовался жар разожженного им огня. Ее сопротивление происходило не от отвращения, а от страха перед неведомым, который, как он знал, можно со временем победить, если быть терпеливым. Его невеста была очень смелая девочка, но ему стойло огромных усилий воздерживаться от искушения испытать ее смелость. Он озабоченно взглянул на быстро темнеющее небо, раздумывая о том, удастся ли развеять эти страхи еще до того, как они вернутся в их комнату.
Оливия первой заговорила об их будущем.
— Кэтрин сказала, что я буду жить у твоей сестры до того, как…
— До того как мы поженимся, — договорил он за нее. — Да, Элизабет живет совсем недалеко от меня. Тебе будет хорошо у нее. Она и ее муж Арчибальд — очень добрые люди. Они тебе понравятся, я уверен.
Тяжелые капли начали падать с неба, и Лоуренс схватил ее за руку и повлек к дому для гостей.
В комнате было тепло, в камине горел огонь, отбрасывая теплые отблески на беленые каменные стены. На каминной полке был укреплен небольшой факел, там же лежали свечное сало и фитиль. У стены стояла корзина с дровами. Оливия заметила, что их вещи убраны, и все следы их торопливых сборов исчезли, как по волшебству. Она сняла мокрую обувь, тряхнула влажными волосами и опустилась на колени у камина, грея руки. Пальцы были как ледышки и тряслись. Когда ударил гром и разразилась гроза, она задрожала всем телом, страшась не только бури, что бушевала за окном, но и той невидимой бури, что была в ее душе.
Она обернулась и увидела, что Лоуренс снимает свою тунику. Сверкнувшая в этот момент молния осветила его фигуру пугающим бело-голубым светом.
В это мгновение он подхватил ее на руки и понес. Она открыла рот, чтобы закричать, но не успела издать ни единого звука, как почувствовала, что ее осторожно кладут на кровать, закутывая в покрывало так, что ее ноги и руки оказались скованными, как крылья бабочки в коконе. Лоуренс передвинул ее на середину кровати, и в этот момент новая вспышка молнии осветила комнату. Она увидела своего будущего мужа, склонившегося над ней с бледным в этом призрачном освещении лицом, а потом снова все погрузилось во тьму. И в этой темноте она почувствовала тяжесть его тела и губы, покрывавшие поцелуями ее лицо, услышала нежные, успокаивающие слова.
— Тише, маленькая моя птичка, успокойся. Ну что ты, птичка, тише!.. — Его низкий голос продолжал уговаривать ее, словно у нее действительно были крылья, чтобы улететь. — Ну же, это всего только гроза! Успокойся, моя маленькая птичка, успокойся, моя голубка.
Его руки нежно гладили ее виски, теплые губы касались щек и подбородка. За окнами грохотал гром и лил дождь, а он продолжал согревать ее, успокаивать дрожь в ее теле и бурю в ее душе ласковыми прикосновениями рук и нежными словами. И постепенно ей стало необыкновенно приятно лежать так, чувствуя его рядом, ощущая прикосновение ласковых губ к лицу, горячее дыхание, мягкое щекотание бороды. Каждое его движение бросало в сладкую дрожь и посылало теплые волны, расслабляющие ее. Постепенно она совсем успокоилась, гроза ушла куда-то в сторону, и его голос упал до шепота. Они еще долго лежали, не двигаясь, слушая шум дождя и ветра.
Наконец он встал и со словами «пора укладываться», к полному ужасу Оливии стал раздеваться. Покончив с этим, он подошел к кровати и, потянув за конец покрывала, выдернул ее из кокона. Она лежала у стенки с широко раскрытыми глазами и не шевелилась. Он ждал, пристально глядя на нее. Наконец Оливия не выдержала.
— Я не могу раздеваться при тебе!
— Я думаю, ты сможешь, если постараешься. Давай! — Он стащил ее с кровати и поставил перед собой.
— Ну-ка, повернись!
Она покорно повернулась, и он помог ей снять с себя все, кроме сорочки. Тут она заупрямилась.
— Я не могу снять сорочку. Не могу. Правда, Лоуренс. Пожалуйста, не настаивай.
Он помедлил.
— Ложись в постель, птичка.
Она нырнула под теплое одеяло, размышляя над тем, где же он собирается лечь, а он налил в кружку немного эля из кувшина, оставленного на подносе, и подал ей.
— Пей!
Она подчинилась и отпила немного, а затем протянула кружку ему, заворожено глядя на его горло, когда он допивал эль. Поставив кружку и не говоря ни слова, он приподнял одеяло и улегся в постель рядом с ней. Она так и вскинулась.
— Нет, сэр! Только не в мою постель! Нет… Его сильная рука вернула ее на место, и она упала на подушку.
— Да, Оливия! Это не твоя постель, а моя.
— Я не могу спать с тобой в одной постели, Лоуренс! Я не привыкла…
Он закрыл ее рот поцелуем, и от ее гнева и страха ничего не осталось, только возбуждающие прикосновения его губ и ощущение сильных рук на теле. Вот о чем говорила Кэтрин, мелькнула у нее мысль. Теперь она будет спать с ним, и пути назад уже не будет. Она вскрикнула, но тут же опять полились нежные слова.