Маленькая птичка
Шрифт:
— Вы обручились? Это же замечательно! Поздравляю вас обоих. Боже, какая красивая пара! — И она радостно засмеялась, показав ровные белые зубки, красиво выделявшиеся на фоне ее смуглой кожи. Она была счастлива приютить Оливию в своем доме. Арчибальд, ее муж, был в отъезде по делам, закупая товар в Венеции и Генуе, и должен был вернуться только завтра.
— Прекрасно! — воскликнул Лоуренс. — Будем надеяться, что он заключит выгодные сделки.
Элизабет вышла отдать распоряжения относительно комнаты для Оливии, оставив ее и брата попрощаться друг с другом наедине.
— Что
— Несколько поколений его предков торговали шелком и бархатом. Арчибальд Хартфорд знает о тканях буквально все. Его лавка не здесь, а в городе. — Он вдруг стал серьезным и, повернув ее лицом к себе, заглянул ей в глаза и спросил: — Оливия, ты ведь не будешь пытаться убежать, правда?
Она окинула взглядом богатое убранство комнаты, резные панели и столы, драгоценные гобелены. Внезапно она ощутила себя замарашкой в королевском дворце.
— Я чувствую себя здесь такой чужой! Посмотри на меня… — Она потянула за подол своего блеклого серо-голубого платья, которое было на ней накануне вечером, ожидая, что он разделит ее ужас. Но вместо этого он ласково успокоил ее.
— Я понимаю, как ты себя чувствуешь, моя маленькая птичка, и я знаю, что ты не поверишь мне, если я скажу, что твои одежды не имеют ровно никакого значения. Однако раз это так тебя волнует, могу тебя успокоить: ты не могла найти лучшего места, чтобы помочь своему «горю». У Хартфордов столько разных тканей, что трудно даже себе представить. Более того, Элизабет с детства обожает наряжаться и наряжать других. Могу поспорить, что она начнет с того, что оденет тебя с ног до головы. Уверен, что вы обе прекрасно проведете время.
В знак того, что она вняла его словам, Оливия положила руку ему на грудь. Он накрыл ее маленькую ручку своей, и она почувствовала, как сильно и ровно бьется его сердце, а под туникой ощутила твердый край своего золотого ободка. А он продолжал успокаивать ее:
— Не волнуйся, что у тебя пока нет многих необходимых вещей. Мы с Генрихом обо всем договорились. — Он увидел, как ее лицо померкло и на нем появилось выражение боли. — Нет, Оливия, послушай меня! Ты должна узнать все, что тебя касается. Да, мы обсуждали с Генрихом финансовые проблемы и согласились на том, что я буду полностью тебя обеспечивать…
— Иного от Генриха нельзя было ожидать, так ведь? Он мне не оставил ничего своего, даже мою комнату у меня забрали! У меня теперь есть только моя лошадка… Как ты думаешь, почему мне вчера было так радостно скакать по торфянику? — Она уже вся кипела гневом, ее раненая гордость была готова снова излить на него поток горьких обвинений. — Так я скажу тебе! Потому что эта кобыла и это тряпье, что на мне, и этот вереск — это все, что я могу назвать своим. Он даже попрекнул меня едой! А тут еще ты со своим предложением! Конечно, оно было принято, как он мог его не принять? Особенно когда ты…
— Довольно, Оливия, хватит! — Он потряс ее за плечи и крепко прижал к своей груди. Его нежные поцелуи растопили ее горечь, сердце смягчилось, хотя горькие слова еще продолжали течь тонкой струйкой, как
— …И тут приехал ты и все испортил, — пробормотала она в его тунику, словно не замечая, как он нежно провел пальцем по ее щеке, — и погнал меня куда-то, словно глупую овцу!
Он мягко отстранился и приподнял пальцем ее подбородок.
— Как овцу? О нет, Оливия, ты ошибаешься! Мы с Негром не гоняем овец. Мы иногда охотимся на ланей, но уверяю тебя, что вчера у нас была соколиная охота! И я никогда не позволяю своим самым ценным птицам улетать слишком далеко, особенно когда они еще молодые и…
Тут Оливия не выдержала. Природное чувство юмора оказалось сильнее, чем жалость к самой себе, и она засмеялась, нежно прижав его руку к своей щеке.
— Все, не говори больше ни слова, а то мне придется тебе поверить!
Она отошла к окну и посмотрела на залитый солнцем сад.
— Лоуренс, ты хочешь оставить меня жить здесь некоторое время?
— Нет, моя маленькая птичка. Но мне необходимо кое-что предпринять. И я все еще жду, чтобы ты дала мне честное слово, что не попытаешься убежать.
Она была рада, что стояла спиной к нему, потому что не смогла сразу дать нужный ответ. Было очевидно, что для его спокойствия необходимо это обещание, хотя она и не понимала зачем. Ведь обстоятельства были таковы, что ей не было никакого смысла возвращаться, если только не случится чего-нибудь из ряда вон выходящего.
— Обещаю тебе, что не стану убегать, — твердо сказала Оливия, глядя на стены собора, видневшиеся за деревьями. Потом повернулась к нему лицом. — Это было бы неучтиво по отношению к Элизабет.
9
Оставшись одна в отведенной для нее комнате, Оливия огляделась вокруг. Это была уютная комната, стены покрывали гобелены прекрасной работы, на которых были изображены крестьяне, ставившие силки на кроликов и спускавшие застывших в прыжке собак на оленей, а также дамы в богато украшенных платьях и открытых с боков жакетах с вышитыми на груди эмблемами, которые с кокетливым обожанием взирали на своих кавалеров. Оливия невольно улыбнулась. Ее взгляд перешел на деревянные панели, украшенные богатой резьбой и яркими рисунками, от которых комната казалась веселой и нарядной, на широкую кровать, покрытую белым покрывалом с шитой золотом каймой, на отполированное стальное зеркало, висевшее на стене. Да, это не шло ни в какое сравнение с ее отчим домом. В комнате было несколько стульев и кресел, а также стол резного дуба, на котором стояла чаша с высушенными цветами, лепестками и листьями.
Оливия наклонилась над ней и с удовольствием вдохнула чудесный запах роз с примесью каких-то специальных трав. Лаванда, определила она, и немного кориандра. Ей припомнился столь любимый ею монастырский огород, где она впервые увидела высокого темноволосого гостя матери-настоятельницы, с усмешкой глядевшего на нее. Ее глаза закрылись сами собой, и она, как уже много раз за сегодняшний день, вновь ощутила такую волнующую тяжесть его тела и почувствовала его поцелуи под раскаты грома и шум дождя.