Маленькая птичка
Шрифт:
— Смотри, Оливия, вон там большой дом за воротами. Ты видишь?
Внушительный каменный дом, возвышавшийся за крепкими деревянными воротами, целиком занимал угол Винд-Роуд и Виндгейт и был больше, чем все дома, какие Оливия когда-либо видела в своей жизни.
— Какой великолепный дом! Здесь, верно, живет лорд-мэр Корнуэлла?
— Пока еще нет, — улыбнулась Элизабет. — Здесь живет Лоуренс. — И с удовольствием увидела, как золотисто-карие глаза Оливии широко раскрылись от удивления.
— Ты шутишь, Элизабет? — спросила она, нахмурившись.
— Нет, Оливия, я не шучу. Это дом Лоуренса, и ты тоже будешь жить здесь,
— Какими делами, Элизабет? — спросила Оливия, но внимание той было приковано к мужчинам, которые подходили к ним, глубоко погруженные в беседу. Заметив Элизабет, они резко повернулись и торопливо зашагали по Винд-Роуд.
— Странно, — произнесла Элизабет. — Интересно, что он здесь делает?
— А кто это?
— Одного я вижу впервые, а второй — мастер Толланд. Не скажу, что относится к близким нам людям. Но он не очень-то обрадовался, увидев нас. Его лавка в другой части города, поэтому меня и удивило, что он здесь. Не важно! — заключила она, беря Оливию под руку. — Пойдем к сапожнику, хорошо? И еще нам надо зайти в витражную мастерскую на Уайт-стрит.
По дороге Оливия с удовольствием разглядывала выставленный перед лавками разнообразный товар, слушала щебет певчих птиц в клетках, вдыхала аромат свежеиспеченных пирожков. Мимо них прошла женщина, неся в корзине рыбу.
— Кстати, Лоуренс будет ужинать у нас сегодня. Сегодня ведь пятница? А я чуть не забыла про его любимые устрицы…
Лоуренс будет ужинать с нами сегодня! Эти слова музыкой прозвучали в ушах Оливии.
10
Новость, что Лоуренс прибудет к ним на ужин, заставила ее сердце забиться от радости. Несмотря на тщательно демонстрируемое ею безразличие, мысль о том, что она вскоре увидит его, вновь разбудила все страхи и счастливое волнение, которые немного отошли на второй план в общении с Элизабет. Но теперь от этого безразличия вдруг не осталось и следа, и она ужасно волновалась, выбирая себе, туалет на этот вечер из платьев, что ей одолжила Элизабет. Карина, молоденькая горничная, подумала, что если ее новая госпожа будет всегда такой же требовательной, как сегодня, жизнь будет нелегка.
— Нет, Карина, это не то! Как ты думаешь, может, мне померить вон то, красновато-коричневое?
— А вы думаете, госпожа, что оно вам больше подойдет, чем это, зеленое?
— Ах, Карина, я не знаю! Но я должна что-то решить. Ладно, пусть будет красновато-коричневое. Унеси, пожалуйста, остальные! Чтобы я их не видела…
Карина унесла ворох платьев, а затем зашнуровала, приладила, причесала и уложила все, что потребовалось, к полному, хотя и несколько нервическому удовлетворению Оливии. Как он отнесется к ее стоившей таких трудов элегантности? Понравится ли ее прическа из заплетенных и уложенных в сетку волос безо всякого покрывала, закрывающего шею? Одобрит ли он все это?
Она отступила назад, чтобы увидеть в зеркале отражение новой Оливии во весь рост. На ней было красновато-коричневое платье, перетянутое кожаным поясом, а жакет из темно-коричневого бархата прекрасно гармонировал с медным оттенком ее волос. Она кивнула своему отражению в зеркале. Что ж, дорогая моя, внешняя оболочка, может быть, и изменилась, но как насчет того, что внутри?
Мысль
Стук в дверь прервал ее размышления, заставив вздрогнуть и прижать руку к груди, чтобы успокоить заколотившееся сердце. И куда же девалась вся ее уверенность, о которой она только что думала? Значит, достаточно ему постучать в дверь, чтобы она…
Он был одет в мягкую синюю тунику, цвет которой выгодно оттенял его серые глаза. Широкие полосы вышивки серебром окаймляли вырез, подол и широкие рукава, позволявшие видеть узкие рукава нижней рубашки того же оттенка, что и блестящие черные волосы, а его бедра обвивал серебряный пояс. Оливия заметила, что на нем был искусно выгравирован прихотливый узор. Она перевела взгляд на его лицо и увидела, что он улыбался ей радостной и обезоруживающей улыбкой. Счастье расцвело в ней как весенние цветы, и, забыв про свое элегантное хладнокровие, она заулыбалась. Будь сдержанней, сделала она замечание самой себе, если не можешь казаться спокойной и невозмутимой.
— Оливия… — произнес он низким хрипловатым голосом, и в его устах ее имя прозвучало как ласка. Он протянул руки, и она шагнула к нему навстречу, не обращая внимания на то, что ей продолжал говорить строгий внутренний голос. — Оливия, похоже, что ты рада меня видеть. Я прав?
— Нет, сэр, ты ошибаешься… — И она оказалась в его объятиях. — Я совсем не рада… тебя видеть…
Ее руки скользнули вверх по его плечам и сомкнулись на шее. Когда он обнял ее несколько более горячо, чем позволяли приличия, она запустила пальцы в его волосы и притянула голову к себе. Перед тем как закрыть глаза, она успела увидеть, как его взгляд из слегка удивленного стал счастливым. Но ее тело уже изогнулось, приникнув к нему, и губы сказали все, что он хотел знать, и даже больше. Внутренний голос замолк, поняв, что проиграл это сражение.
Спустя некоторое время голова ее упала ему на плечо, и она обвела пальцами контуры его лица, остановилась на губах и игриво оттолкнула их. Она глубоко, прерывисто вздохнула. Ее вдох прозвучал как стон, и она спрятала лицо в сгибе его руки. Прижимаясь к мягкой ткани, она одним глазом подсматривала в зеркало напротив. Там отражался прекрасный в своем совершенстве образ двух влюбленных, слившихся в одно. Почувствовав, куда она смотрит, Лоуренс повернул голову и тоже увидел отражение.
— Кто эта женщина, Оливия? — спросил он шепотом, словно более громкий звук мог заставить прекрасное видение исчезнуть.
Оливия задумчиво посмотрела на образ в зеркале — изящное, желанное, томное от страсти создание с алыми губами, прижавшееся к своему черноволосому кавалеру.
— Мы не очень близко знакомы с нею, сэр.
— Чего нельзя сказать обо мне. Я ее хорошо знаю и… люблю. А сейчас хочу кое-что вручить ей.
С этими словами он развязал ленту, которой подаренное им кольцо крепилось к ее руке, и надел ей на палец другое, на этот раз точно по мерке.
— Какое красивое, — прошептала Оливия, разглядывая топаз, укрепленный между двумя крошечными золотыми руками. — И прямо по руке. Спасибо, Лоуренс.