Маленькие Песцовые радости
Шрифт:
— Вот повезло, — с досадой бросила Живетьева, которая собиралась использовать этот Прокол в своих целях и сейчас подсчитывала упущенную выгоду. Ведь Прокол фактически находился под управлением Живетьева.
— И не говори, — хмыкнул император. — В связи с этим в княжестве произведено множество арестов, в том числе и среди княжеских людей. Не обошлось без жертв. Трефилов, который возглавлял силовые структуры княжества, погиб. Николай Шелагин — под домашним арестом. У него отобрали возможность с кем-то связаться, он
— Да? — оживилась она. — Неудивительно. Коленька — очень сообразительный мальчик. Что он написал?
— Пожаловался на несправедливость отца и брата, которые под надуманным предлогом его удерживают, не давая вернуться к занятиям. Так что скажешь?
— Скажу, что Коленька заигрался, — ответила Живетьева. — Речь точно идет о заговоре.
Голос ее, несмотря на слово «точно», звучал неуверенно. Еще бы: она не понимала, почему правнук именно сейчас решил вывести из игры гарантов того, что власть перейдет к нему.
— Это не может быть причиной созыва внеочередного Совета. Даже желание лишить Николая права наследования — не такая важная причина. А желания такого быть не может: других наследников у Шелагиных нет.
— Тут-то как раз ты неправ. У Александра обнаружился сын, — Живетьева ответила так, как будто в мыслях была очень и очень далеко. — Но ты прав, это тоже не может быть причиной. И все это мне не нравится. Пусть мне вернут телефон и позволят переговорить с Эрнестом. Это очень важно. И подозреваю, не только для нас, но и для тебя.
— Говори конкретней.
— Не скажу, пока не удастся переговорить с Эрни, — заупрямилась она.
— Не удастся. Он отключил телефон, и с ним никто не может связаться.
— Вот ведь паршивец…
Похоже, старушка лихорадочно размышляла, стоит ли сообщать императору о своих попытках получить подконтрольное княжество. Потому что дороги назад не будет: сообщит — и княжество придется сдавать под руку императора, захватить не выйдет.
Шелагин о чем-то меня спросил, но я поднял руку, показывая, что не до разговоров. Кажется, он решил, что я восхищен видом из окна настолько, что говорить не могу.
— Мой внук из Верейска точно улетел и не вернулся? — тем временем допытывалась Живетьева.
— Да, его машина осталась на стоянке аэропорта. В Дальграде его следы потерялись. Таксист, который его вез, утверждал, что высадил пассажира чуть раньше конечной точки, потому что тому позвонили. В вашем доме уверяют, что он не появлялся. Делать обыск, сама понимаешь, у нас причин не было. Твой внук не преступник. Пока.
Тем самым император дал понять, что его службы уверены: Живетьев в особняке, но на контакт идти не хочет по своим причинам. Метка Живетьевой зажглась нездоровым азартом и предвкушением.
— Костенька, ты бы отпустил меня ненадолго, съездить, да порасспрашивать своих, — проворковала Живетьева в стиле «доброй бабушки». —
— Арина Ивановна, сразу после клятвы от тебя твое заключение закончится, — чуть снисходительно ответил император. — Ты серьезно считаешь, что поймаешь меня на столь простую уловку?
— Но попробовать стоило, — недовольно буркнула она. — Вот что, Костенька, совет я тебе дам. Если Шелагин первым делом потребует признать внука, откажи под любым предлогом. Это в твоих интересах.
— А поточнее?
— А поточнее я тебе скажу, когда на руках у меня будет информация от Эрни, — заупрямилась Живетьева, решившая подстраховаться и не выдавать лишнего, пока остается возможность княжество заполучить. — У Шелагиных явно имела место попытка переворота. Скорее всего, они обвинят в этом Эрни. А ты снятием с целителей иммунитета развязал им руки. Наверняка завтра припомнят все наши огрехи.
— Ожидаемо, — согласился император. — Вы обнаглели и заигрались. Думаешь, я не знаю о суете за моей спиной. Только, Арина Ивановна, ничего тебе не светит.
— Костенька, на что это ты намекаешь? — возмутилась она, сделав голос совершенно старческим. — Живетьевы всегда были верной опорой трона. Вспомни, скольким ты нам обязан, и подумай об этом в следующий раз, перед тем как опять меня обвинить в чем-либо.
— Наличие прошлых заслуг я не умаляю, но они не отменяют нынешних прегрешений.
Говорил император, тяжело роняя каждое слово. Ни о какой доверительной манере речи больше не шло. Он как бы показывал, что не забыл и не простил попытки украсть реликвию. Понял это я, поняла и Живетьева.
— Полно тебе, Костенька, обвинять меня в том, чего я не делала. Обидел ты меня до слез. Ничего я тебе не подскажу. И вообще, устала я, — равнодушно выдохнула Живетьева. — В моем возрасте чаще отдыхать нужно.
— Что ж, Арина Ивановна, не хочешь помогать — отдыхать будешь в заключении. Но учти, если выяснится, что вина твоего внука велика, а ты знала и меня не предупредила, род твой ответит по верхней планке.
Он помолчал, надеясь, что собеседница взвесит риски и признается, но Живетьева уже прикинула, что на одной чаще весов — целое княжество, а на другой — невнятное наказание, поэтому устало бросила:
— Не в чем мне признаваться.
Почти тут же раздался скрип двери, и император сказал: — Уведите задержанную.
— Ты об этом сильно пожалеешь, — на прощанье прошипела Живетьева, метка которой заполыхала жгучей ненавистью.
Больше Живетьева не проронила ни слова, а в шум я перестал вслушиваться, переключился на обстановку вокруг себя. Стояли мы перед дворцом, который был весьма эффектно подсвечен и сиял в ночи праздничной иллюминацией.
— Красиво? — спросил Шелагин, заметив, что я перестал напоминать статую.