Маленькие Смерти
Шрифт:
— Старческим проклятьем? — спрашивает Мэнди.
— Воинствами Папы Римского? — спрашивает Райан.
— Возможно, — отвечает Морин неопределенно. — Но вообще-то даже в том случае, если вы убьете Доминика, предположим, что вам это удастся — Мильтон тоже умрет, как сообщил нам Грэйди.
Данная деталь сразу же в некоторой степени остужает пыл папы и Мэнди по поводу убийства Доминика. Я вижу, как под столом они на секунду хватаются за руки, переплетают пальцы, движением в равной степени любовным, родственным и отчаянным.
— Если мы
— Зоуи, с большой вероятностью, подстрекает вас попытаться его убить, — пожимает плечами Морин.
— Где твоя прелестная дочурка, кстати говоря? Ты знаешь?
— Нет, у меня не было видения насчет того, куда они пошли дальше. По крайней мере, домой они не вернулись.
Домой, это в катакомбы? Ох уж эти христиане!
— А ты чего улыбаешься? — спрашивает меня Морин.
— Простите, — отвечаю я машинально.
— Не делай замечания моему сыну, — шипит Мэнди.
— Успокойтесь, леди, мы здесь не для того, чтобы ссориться!
— Заткнись, Райан!
— Сама заткнись, Мэнди!
— Мой брат вас что вообще не воспитывал?
То, что начиналось, как переговоры или нечто отдаленно на них похожее, постепенно превращается в балаган, и тогда Итэн говорит:
— Вуду?
— Ты тоже обезумел? — спрашивает папа.
— Нет, — говорит Итэн и повторяет уже с менее вопросительной интонацией. — Вуду.
— Вы еще более отвратительные нечестивцы, чем я о вас думала, — вздыхает Морин.
— Еще одно библейское слово в адрес нашей семьи, и я действительно взбешусь!
— Мэнди!
И тогда Итэн вдруг делает то, чего от него не ожидал не только я, а наверное даже Господь Бог. Итэн ударяет ладонью по столу, и все замолкают разом.
— Спасибо, — говорит Итэн так же мягко, как обычно. — Я имею в виду, что вуду — религия, сосредоточенная на обожествленных духах предков. Если воспринимать обряды определенной религии, как язык магии, один из многих, то это именно тот, что нам нужен. В вуду есть довольно много обрядов для изгнания и пленения Петро-лоа, злых духов первопредков. Как минимум трое из нас настоящие медиумы, умеющие пользоваться этим в реальности, а значит обряд будет иметь силу. Я не очень хорошо знаю лянгаж…
— Ну я, к примеру, даже не знаю, что это такое, — говорит Мэнди.
— Язык богослужения в вуду, — отвечаем мы с папой одновременно. И я продолжаю:
— Вообще-то Итэн прав. Я знаю вуду.
— Я тоже!
— Итэн?
— Итэн?!
И только Морин не выражает никакого удивления, видимо, потому что кредита доверия к нам у нее нет.
— Я же лингвист, мне нужно быть образованным всесторонне. Кроме того, я всегда завидовал Райану и Мэнди, хотел тоже чему-то научиться.
— Тогда вот он, твой звездный час, вперед, — говорю я. Для меня самого вуду — неплохое хобби, но не скажу, чтобы я занимался этим когда-либо настолько серьезно, чтобы спасать с его помощью свою семью.
Итэн смущенно смотрит
— Дело в том, что обряд сопряжен с некоторыми трудностями.
Папа вскидывает брови, вздыхает:
— Серьезно? Большие трудности, чем потеря наших родственников?
— Нет, не большие, но… Во-первых для обряда нужны будут все потомки Грэйди. Сложность, которая ожидает нас уже на стадии подготовки — найти Морриган и уговорить Ивви. Мэм, — он обращается к Морин, и мы с Мэнди не выдерживаем, фыркаем. — Вы уверены, что мы единственные потомки Грэйди Миллигана?
— Абсолютно точно уверена, — говорит Морин таким тоном, что я не сомневаюсь, если еще потомки у Грэйди Миллигана и были, то они в могиле. Спрашивать, впрочем, не решаюсь.
— Это все облегчает, — кивает Итэн. — Вторая сложность — место. Обряд должен проводиться в святом месте, идеально, разумеется, святом для всех участников.
— Может просто постелим ирландский флаг? — спрашивает Мэнди.
— Или сядем вокруг телевизора, — говорю я.
— Вы довольно невыносимы. Я предлагаю кладбище — святая земля для Морриган и Морин, и не менее важное место для нашей семьи, хотя и по-другой причине.
— По какой?
— Не будь идиотом, Итэн, ты все равно не заменишь нам Мильтона. Там лежат Морган и Салли, наши предки. С какой-то точки зрения, это единственная святая земля, которая нам доступна.
Итэн постукивает пальцами по столу, а я говорю:
— Кроме того, это будет опасно. Если мы не доведем обряд до конца с первого раза, провести его второй раз будет уже нельзя. А Грэйди, разумеется, не даст так просто себя пленить. А кто-нибудь подумал о том, что сердце Морин может не выдержать папиных таблеток?
— Какая жалость!
— Папа!
— Что?
Морин говорит резко:
— Если я согласна даже шагнуть к аду, то, наверное, шаг к инфаркту пугает меня гораздо меньше.
И я вдруг вижу в этой старушке ту упорную монахиню, которой она была, монахиню старавшуюся избавиться от проклятья и прийти к Богу. Может быть, Морин Миллиган и была интриганкой, оставившей дочери секретную легатуру Ватикана, но ведь зачем-то она ушла когда-то в монастырь. Всю жизнь Морин посвятила церкви и Богу, а теперь отказывалась от всего, чтобы спасти внука и дочь.
Морин, разумеется, не была так принципиальна, как Морриган, но она была католичкой, выбравшей когда-то затворничество. И я знаю, как ей тяжело дается сейчас решение.
Наверное, Морин любит Доминика больше, чем Морриган. А может Доминика и вовсе никто никогда не любил, и оттого он такой. Мне вдруг нестерпимо сильно хочется его увидеть, спросить, как он, сказать, что он все сделал правильно хотя бы потому, что ради любого из своих родителей я сделал бы тоже самое.
— Итак, хунган из меня, наверное, будет не очень, но если мы с Франциском найдем все важное сегодня, то завтра ночью могли бы провести обряд, — говорит Итэн.