Маленькие Смерти
Шрифт:
— Осознание того, что я не могу ходить сюда каждый день, буквально застило мне солнце, Лакиша.
Лакише семнадцать, и она чудо как хороша. Пятьдесят процентов моего увлечения вуду, обусловлены моим увлечением ей, но наш союз в штате Луизиана все еще нелегален. Кроме того, есть у нас на юге такой термин — «огнестрельная невеста». Суть его заключается в том, что у девушки, за которой ты в недобрый для тебя час приударил, может оказаться отец, чей гнев легко навлечь вниманием к его дочурке. Гнев, облаченный в форму свинцовой пули, выпущенной из ружья, может настигнуть тебя сразу на следующий день. Помню, Мильтон когда-то говорил, что хотел бы
Так вот, папа Лакиши, если узнает, что его ненаглядная дочка даже в теории могла бы встречаться с белым, как снег и богатым, как Крез, ирландцем, с радостью не только отстрелит, а может быть и отрежет мне все те части тела, что в теории могли бы помочь в общении с противоположным полом.
Так что мы с Лакишей Джонсон занимаемся обоюдоострым флиртом, он обоих нас держит в тонусе, а кроме того щекочет нервы.
— Мой хороший белый мальчик, — говорит она. — Другим белым здесь не так рады, поверь мне.
— А где нам вообще рады?
— Ну, есть много мест. Правительство, гольф-клубы, Юта.
— Но я тебе нравлюсь?
— Но ты мне нравишься. Думаю дело в том, что твои предки попали на эту землю не так давно и не успели обрасти паскудным расизмом.
— Ну почему же? — говорю я. — Некоторые успели. Но это мой дядя Итэн, он не успел, он вообще всегда опаздывает.
Лакиша смеряет Итэна долгим взглядом, тягучим, выглядящим, как вызов и при этом игриво-заинтересованным.
— Ага. Фрэнки, тебе как обычно?
— Да.
— А вам, мистер Миллиган?
— Черный кофе.
— Да ты сегодня просто рвешь границы дозволенного, правда Итэн? Черный кофе после шести вечера?
Но когда Лакиша приносит мое «как обычно», наступает время смеяться для Итэна. Лимонное мороженое с шоколадным сиропом и карамельками в виде бантиков приводит Итэна в такое хорошее настроение, в каком я его никогда не видел.
— О, — говорит он. — Серьезно, Фрэнки? Как обычно? Думаю, мне стоит рассказать об этом твоему старшему дяде.
— Что? Карамельки просто такими делаются, вот и все. Какая разница? Это не смешно.
— Нет, это очень смешно. И еще смешнее будет об этом рассказывать.
Я аккуратно оттопыриваю средний палец, а Итэн возводит глаза к потолку.
— Оскорбительно и непростительно для человека, сидящего в кафе с бабочками и поглощающего мороженое с бантиками. Почему мы вообще теряем время?
Свой ароматный кофе Итэн, впрочем, употребляет с заметным удовольствием.
— Потому что, как теоретик, ты, разумеется, не в курсе. За магические предметы нельзя платить. За настоящие, я имею в виду. Но кушать-то хочется, поэтому ты платишь формально за еду, но на самом-то деле за магические штучки, которые мы возьмем позже.
— Наценка, наверное, чудовищная.
— Я все слышу, — фыркает Лакиша. Когда она оставляет нас одних, спустившись куда-то в подсобку, я, ковыряя ложкой между карамельных бантиков, говорю:
— Как думаешь, чего по-настоящему хочет Грэйди?
Лимонная сладость проливается мне на язык, и на секунду о Грэйди я даже думать забываю, настолько мне вкусно. Забавно, что человеческое тело способно переключиться на такие простые удовольствия практически в любом состоянии.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Итэн, грея кончики пальцев о чашку.
— Ну, знаешь, как в кино. Мирового господства? Я имею в виду, вот папа хочет чтобы люди умели пользоваться магией в реальности, Морин хочет уничтожить
Итэн некоторое время размешивает сахар в кофе с таким видом, будто именно этим способом узнает все ответы.
— Я думаю, что ты пересмотрел фильмов, Франциск. Иногда людям и даже чудовищам ничего особенного не надо, кроме как еще пожить на этой земле.
— Думаешь?
— Думаю. По крайней мере, я бы только этого и хотел, проведя двести лет в мире мертвых. А еще знаешь, что?
— М?
— Я бы сошел с ума. Если бы не сошел до того, став каннибалом, к примеру.
— Как ты глубоко вжился в образ Грэйди.
Я подталкиваю к Итэну тарелку с мороженым, он пробует, жмурится и говорит:
— Слишком вкусно, чтобы было стыдно, да?
— Именно. Дядя, а как думаешь, почему Зоуи мне все рассказала, а не папе? Или маме?
Я снова не замечаю, как называю Мэнди мамой.
— Этого я не знаю, Фрэнки, — он некоторое время молчит, а потом добавляет по-детски:
— Я никогда не был в настоящем магазине вуду.
— И не побываешь больше, ты же белый.
— Ты тоже.
— Знаешь, сколько усилий я приложил к тому, чтобы сюда попасть? Я месяц ходил есть мороженое, даже пристрастился к нему, прежде чем Лакиша пригласила меня вниз и…
— О, Господи.
— Нет!
— Тогда ладно.
Я слышу резкий, грудной голос Лакиши:
— Ну? Фрэнки ты закончил с мороженым или как?
Я беру дядю Итэна за рукав, тяну за собой. На двери, ведущей в подсобку написано «Опасно! Идут работы!». Табличка совсем не подходит для помещения, и Лакиша говорила, что ее папа достал табличку на свалке. Дверь ведет к длинной, темной лестнице. Дядя Итэн держится меня с отчаянием, возможным только для человека, который по-настоящему боится темноты. Я темноты не боюсь, по крайней мере с тех пор как стал медиумом. Ничего страшного в ней нет и даже ничего загадочного. В реальности, как и в мире мертвых, мы можем лепить из темноты, что угодно, представляя, что скрывается внутри. И зачем-то куда чаще мы представляем монстров, чем что-нибудь приятное.
Лестница длинная и скользкая, мы спускаемся в подвал, и я чувствую влажный запах отсыревших стен, зябко ежусь от подземного холода. Лакиша ждет нас внизу, между длинными рядами шкафов, похожих на те, в которых хранится вино в погребах. Может быть, однажды именно вино они и хранили, но сейчас содержимое их настолько разнообразно, что у Итэна рядом дыхание перехватывает.
— Настоящее? Все это настоящее?
— Ну, разумеется, — чуточку обижено отвечает Лакиша.
Здесь на полках теснятся вываренные черепа животных рядом со статуэтками Девы Марии в болезненно-алом мафории, самые обычные на вид монетки рядом со связками самых обычных бус, цилиндры и маски, живые и мертвые змеи, тростниковый ром и клочья чьих-то волос, разноцветные свечи, каждая соответствует своему ритуалу, и разнообразные масла. Все будто бы находится в беспорядке, не имеет никакой структуры, но я знаю, что внизу находится самая безобидная магия, которую любая домохозяйка сможет применить в адрес соперницы с большим количеством голосов на выборы в школьный комитет. Вверху же находятся вещи, которые могли бы уничтожить не только человеческую жизнь, но и душу. Или, даже того хуже, обречь дух на вечные страдания. И, главное, никаких кукол вуду. Вольты делаются исключительно человеком, который хочет их использовать, и никем другим. Впрочем, нитки и солома для их создания вполне имеются — наверху.