Маленькие труженики пустыни
Шрифт:
Вся полянка была покрыта большими курганчиками-выносами из подземелий муравьев. Каждый курганчик должен принадлежать большой семье муравьев. Но как на таком крохотном клочке земли могло ужиться столько семей? На поверхности никого не было: сказывалось похолодание, все муравьи попрятались в подземные жилища.
Я вытащил из полевой сумки маленькую лопаточку, раскопал один из курганчиков. Среди комьев земли, отряхиваясь от пыли, показались большие черно-красные кампонотусы. Везде, под всеми курганчиками жили эти муравьи.
Что же заставило их обитать в такой тесноте? Видимо, ранее вся впадина была заселена множеством содружественных муравейников этого вида.
На охоту же с полянки теперь приходилось ходить подальше и каждой семье в свою сторону, чтобы не мешать друг другу.
Робкий верзила
К вечеру со стороны далеких Заилийских гор побежали высокие перистые облака, а за ними протянулись языки темных туч. Потом потухло солнце, застыл воздух. Стали сильно кусаться комары и мошки. Неожиданно послышался отдаленный гул, зашумели деревья, по реке побежали волны, над косами понеслись тучи песка. Наступило ненастье. Временами шел дождь. А утром низовой ветер гнал волну с белыми гребешками.
Плыть на лодке, конечно, нельзя. Иду от реки к пустыне через овраги, солончаки, щебенистые бугры и такыры, поросшие редкими солянками, в надежде встретить что-нибудь интересное.
Вот около кустика солянки несколько аккуратных и похожих друг на друга холмиков, расположенных полукольцом. В центре каждого располагается маленькое круглое отверстие, окаймленное как бы вылепленной из глины рамкой. На одном из холмиков белеют какие-то бесформенные комочки. Кому бы они могли принадлежать?
Несколько ударов лопаткой и открывается необычное зрелище: стволики солянок, погруженные в землю, окружены чистыми и аккуратными камерами. На стволиках сидит масса зеленоватых в мелких белых крапинках щитовок. Позади каждой большой войлочный мешок, набитый светло-зелеными блестящими яичками. В темных галереях, примыкающих к камерам со щитовками, мелькнули несколько крупных светло-желтых восковидно-прозрачных муравьев и спрятались. Это жилище и своеобразный скотный двор желтых пустынных муравьев-кампонотусов.
На портрете у туркестанского кампонотуса довольно добродушный вид.
Кампонотус — большой муравей, но очень робкий. Деятелен ночью. Иногда утром можно увидеть запоздалого разведчика, торопящегося из дальнего похода домой.
Щитовок было много. Все погруженные в землю стволики солянок белели от их мешочков. Так вот откуда взялись белесые комочки на одном из холмиков! Это остатки войлочных мешков и трупы погибших от старости кормилиц. Их выбросили наружу, очистив на стволике место для молодого потомства.
Но как муравьи робки! Никаких попыток защитить свой дом, ни одного, кто бы осмелился вцепиться в нарушителя покоя. Оказавшись на свету, муравьи в величайшей спешке и панике трусливо прячутся во всевозможные укрытия. Странные эти подземные жители — кампонотусы. Усвоив профессию «животноводов», они разучились
И еще одна особенность жизни этого робкого жителя пустыни. Оказывается, светлый кампонотус всюду образует подземные муравьиные царства из множества связанных друг с другом семей. Это неплохо: в единении — сила. Хотя бы на тот случай, чтобы у соседей позаимствовать когда надо дойных «коровушек».
Прыткий формика
Днем на озере был шторм. Волны шумели, пенились и далеко забегали на низкий песчаный берег, покрытый редкими гранитными валунами. А когда все затихло и озеро успокоилось, недалеко от берега остался влажный вал из песка, мелких камешков, водорослей и мертвых ракушек.
По кромке берега скачет ворона. Она прилетела проведать, что послало озеро. На влажном вале среди водорослей и мертвых ракушек нашла дохлую рыбку, полакомилась ею. И поскакала дальше, посматривая черными глазами на озеро, на небо, на мокрый песок. Пролетела чайка и отразилась белой точкой в черных глазах вороны.
Рядом с маленьким валиком из перемытого песка бежит рыжий с черным брюшком муравей формика субпилоза. Он очень торопится, не останавливается, не меняет направления и путь его прямой, определенный, будто заранее известный. Каждую минуту муравей проползает два метра. Пять, десять… двадцать минут бега — десять, двадцать… сорок метров пути. И все дальше и дальше… Уже пройдено более ста метров, а вблизи еще нет никаких следов муравейника и песчаный берег с гранитными валунами все еще тянется без травинок, без кустиков.
Муравей, видимо, не простой, а путешественник, далеко забрел откуда-то. Каждый муравейник имеет свою территорию. Она не столь велика, так как даже самые отважные муравьи-разведчики не отходят от своего жилища дальше ста-двухсот метров. Это расстояние для маленького насекомого, плохо видящего среди густых зарослей травы, нагромождений камней, всяких ям и бугров — далекий путь, во время которого легко заблудиться. Обычно на небольшие расстояния от жилья муравьи делают хорошие дороги. Дальше идут едва заметные тропинки и просто бездорожье, по которому пробираются по запаху, по чувству направления, по последовательно связанным ориентирам.
Может быть, наш крошечный странник заблудился и бредет сам не зная куда? Но тогда его бег не был бы таким размеренным и деловитым. Что же служит нашему муравью ориентиром: синее озеро, шорох волн, кромка влажного песка или большое красное солнце, садящееся за темные скалы?
Прочертим глубокую ложбинку прямо к самому берегу. Муравей останавливается перед ней, делает несколько нерешительных шагов в разные стороны. Его членистые усики, покрытые золотистыми волосками, вздрагивают и беспрестанно шевелятся. Красноватая голова с черными глазами слегка поворачивается в мою сторону, и мне кажется, что муравей в недоумении смотрит на меня темными точечками глаз. Но остановка коротка. Муравей решительно перебирается через ложбинку — и вновь размеренный бег по два метра в минуту вдоль берега. Новая канавка его уже не останавливает и не смущает, препятствие знакомо и легко преодолевается.