Маленькие женщины

Олкотт Луиза

– Не стану даже пытаться: изящные чепцы не гармонируют с простыми ночными рубашками, на которых нет никакой отделки, даже оборок. Беднякам не пристало наряжаться вычурно, – отрезала Джо.

– Интересно, появятся ли у меня когда-нибудь ночные рубашки с настоящими кружевами и чепцы с бантами? – нетерпеливо произнесла Мег.

– Давеча ты говорила, что будешь вполне довольна, если тебе удастся съездить в гости к Анни Моффат, – негромко напомнила Бет в своей обычной ненавязчивой манере.

– Да, говорила! И да, я счастлива и не собираюсь жаловаться, но почему-то чем больше ты имеешь, тем больше тебе хочется, не правда ли? В общем, все почти готово и уложено, кроме бального наряда, но его уложить я попрошу маму, – сказала Мег, и ее лицо просветлело, когда она перевела взгляд с наполовину заполненного дорожного сундука на многократно стиранное и чиненое платье из тарлатана, которое она с

важным видом именовала «бальным нарядом».

Погода на следующий день выдалась чудесная, и Мег торжественно отправилась в свой двухнедельный отпуск, суливший ей массу новых впечатлений и удовольствий. Следует признать, что миссис Марч с большой неохотой дала согласие на эту поездку, опасаясь, что Маргарет вернется домой еще более неудовлетворенной, чем прежде. Но дочь так искренне умоляла отпустить ее, а Салли обещала хорошенько о ней позаботиться, да и небольшой отдых после долгой зимы, прошедшей в хлопотах и нелегкой работе, был бы весьма кстати, поэтому мать сдалась, и Мег уехала, дабы впервые попробовать взрослую жизнь на вкус.

Семейство Моффатов вело активную светскую жизнь, и поначалу Мег стушевалась, подавленная роскошью дома и элегантностью его обитателей. Но хозяева были добрыми людьми, несмотря на свой несколько легкомысленный образ жизни, и вскоре их гостья освоилась. Пожалуй, Мег шестым чувством угадала, что Моффатов нельзя назвать людьми образованными и интеллигентными в полном смысле этого слова и что под внешним лоском невозможно скрыть, из чего они слеплены. Разумеется, не было ничего дурного в том, чтобы есть вкусно и досыта, ездить в прекрасных экипажах, каждый день надевать новые платья и не думать ни о чем, кроме развлечений. Все это вполне устраивало Мег, и совсем скоро она начала подражать манерам окружающих, жеманничать и важничать, использовать в речи французские слова и выражения, завивать волосы, ушивать платья и разглагольствовать о моде. Чем дольше она любовалась красивыми вещами, принадлежащими Анни Моффат, тем больше завидовала ей и тем сильнее хотела стать богатой. Родной дом теперь представлялся Мег убогим и унылым, работа стала еще ненавистнее, чем прежде, и, несмотря на новые перчатки и шелковые чулки, девушка уже считала себя обездоленной нищенкой.

Впрочем, времени предаваться тягостным мыслям у нее не было: три юные особы с головой окунулись в то, что они называли «веселым времяпрепровождением». Они ходили по магазинам, катались верхом, наносили визиты, а по вечерам посещали театр и оперу или резвились дома. У Анни было много друзей и подруг, и она умела их развлечь. Ее старшие сестры были утонченными молодыми леди, а одна уже даже успела обручиться, что, по мнению Мег, было очень интересно и романтично. Мистер Моффат оказался забавным толстым джентльменом, который полюбил Мег как родную дочь. Словом, окружающие баловали ее, и «Дейзи» [18] , как они ее величали, оказалась на пути к тому, чтобы позволить окончательно вскружить себе голову.

18

Дейзи (daisy, англ.) – маргаритка; прелестная, красивая девушка. (Примеч. пер.)

Однажды вечером, когда должна была состояться небольшая приватная вечеринка, Мег обнаружила, что поплин ей решительно не идет, потому что остальные девушки собирались надеть платья из тонкой ткани и вообще намерены были предстать в наилучшем виде. Итак, пришлось достать наряд из тарлатана, который рядом с новеньким, с иголочки, платьем Салли выглядел старым и поношенным. Мег заметила, как подруги покосились на нее, а затем многозначительно переглянулись, и почувствовала, как у нее загорелись щеки, потому что, несмотря на всю свою кротость, она была гордой девушкой. Никто не сказал ни слова по поводу ее платья, но Салли предложила уложить ей волосы, Анни – завязать кушак, а Белль, та самая девушка, которая была обручена, принялась восторгаться белизной ее рук. Однако в их доброте Мег видела лишь жалость к ее бедности, и у нее на сердце было очень тяжело, когда она стояла в стороне, пока остальные смеялись, оживленно болтали и порхали по комнате, словно бабочки. Невыносимая горечь переполняла ее душу, когда горничная внесла корзинку с цветами. Прежде чем служанка успела заговорить, Анни сняла крышку и все дружно ахнули при виде чудесных роз, вереска и папоротников.

– Разумеется, это для Белль, Джордж всегда присылает ей цветы, но на этот раз он превзошел самого себя. Они великолепны! – воскликнула Анни и с благоговением поднесла букет к лицу.

– Эти цветы для мисс

Марч, так сказал мужчина, который их доставил. Здесь есть записка. Вот она, – сказала горничная, протягивая Мег листочек бумаги.

– Какая прелесть! От кого же они? А мы и не знали, что у тебя есть возлюбленный, – защебетали девушки, порхая вокруг Мег; они были очень удивлены и заинтригованы.

– Записка от мамы, а цветы – от Лори, – просто ответила Мег, испытывая благодарность к соседу за то, что он о ней не забыл.

– Ах вот как! – воскликнула Анни и бросила на подругу насмешливый взгляд.

Мег же сунула записку в карман – она станет ее талисманом против зависти, тщеславия и гордыни, ведь всего несколько ласковых слов заставили ее воспрянуть духом, а прелестные цветы помогли приободриться.

Вновь почувствовав себя почти счастливой, Мег отложила несколько цветов для себя, а остальные собрала в крошечные букетики, которые можно приколоть на грудь, к волосам или на юбку, и так мило предложила их своим подругам, что Клара, старшая из сестер, расчувствовалась и назвала ее «славной малышкой». Похоже, все они были очарованы такой предупредительностью. Вышло так, что своим поступком Мег разогнала хандру и, когда остальные девушки побежали покрасоваться перед миссис Моффат, взглянула в зеркало и увидела счастливое личико с блестящими глазами, а после того, как украсила свои вьющиеся волосы веточкой папоротника и приколола к платью розы, оно уже не казалось ей таким поношенным и обтрепанным.

В тот вечер Мег повеселилась от души и натанцевалась до упаду. Окружающие были очень добры к ней, и она трижды удостоилась похвалы. Анни уговорила Мег спеть, и кто-то сказал, что у нее прекрасный, сильный голос. Майор Линкольн поинтересовался, кто эта «цветущая маленькая девушка с прелестными глазами», а мистер Моффат пригласил ее на танец, потому что «она – настоящий живчик, а не манерная соня», как он «изящно» выразился. Словом, Мег получала удовольствие от происходящего, пока случайно не услышала обрывок разговора, который привел ее в крайнее смятение. Она сидела у входа в оранжерею, ожидая, пока ее партнер по танцу принесет ей мороженое, и вдруг из-за цветочной стены до нее донесся чей-то голос:

– Сколько ей лет?

– По-моему, шестнадцать или семнадцать.

– Для каждой из сестер это была бы отличная партия, не так ли? Салли говорит, что они очень сдружились, а старик в них души не чает.

– Судя по всему, миссис М. уже составила план действий и намерена достойно разыграть свои карты, несмотря на то что ее дочери еще слишком молоды. А эта девчушка, очевидно, еще не задумывалась об этом, – заметила миссис Моффат.

– Она солгала, что записка от матушки, а потом зарделась, когда выяснилось, что цветы – для нее. Бедняжка! Она была бы довольно мила, если бы одевалась получше. Как ты думаешь, она не обидится, если мы одолжим ей платье на четверг? – поинтересовался другой голос.

– Она горда, но, полагаю, не станет возражать, ведь, кроме этого старомодного платья из тарлатана, у нее больше ничего нет. Кстати, сегодня вечером она может его порвать, и тогда появится удобный предлог предложить ей что-нибудь поприличнее.

Тут явился партнер Мег. Он застал ее раскрасневшейся и взволнованной. Мег действительно была горда, и сейчас это качество пришло ей на помощь, помогая скрыть ужас, гнев и отвращение, вызванные тем, что она только что услышала. Несмотря на свою наивность и неискушенность, она прекрасно поняла, о чем сплетничали эти дамы. Мег попыталась забыть об этом, но безуспешно. Она без конца повторяла про себя: «миссис М. уже составила план действий», «солгала, что записка от матушки», «старомодное платье из тарлатана», – до тех пор, пока ей не захотелось разрыдаться и со всех ног броситься домой за советом. Но поскольку это было решительно невозможно, девушка изо всех сил старалась выглядеть веселой и беззаботной, в чем и преуспела: никто, глядя на нее, и представить себе не мог, каких усилий ей это стоило. Мег чрезвычайно обрадовалась, когда все закончилось и она оказалась в своей кровати, где можно было хорошенько все обдумать и дать волю накопившемуся раздражению. Вскоре у нее разболелась голова, а пылающее лицо охладили вполне естественные в ее положении слезы. Эти глупые, но сказанные из лучших побуждений слова приоткрыли перед ней целый мир, нарушив ее покой, в коем она до сих пор пребывала, словно дитя. Услышанные дурацкие речи омрачили ее невинную дружбу с Лори, а вера в мать пошатнулась после того, как Мег узнала о ее хитроумных планах, которые приписывала ей миссис Моффат, привыкшая судить по себе. Благоразумная же решимость удовлетвориться безыскусным гардеробом, подобающим дочери бедняка, ослабела под воздействием жалости девушек, считавших поношенное платье одной из величайших катастроф в подлунном мире.