Маленький белый «фиат»
Шрифт:
— За убийство принцессы Дианы, конечно.
— Ах да, я совсем забыла, ведь это, кажется, на моей совести. И как это я миновала список подозреваемых… — она хотела, чтобы это прозвучало саркастически, но более всего ее занимал вопрос о том, что известно Франсуазе.
— Они поймали водителя того белого фиата.
— Правда? — Вероника пыталась сообразить, как такое возможно, ведь ей же не светили лампой в глаза и не брали анализ из глубин прямой кишки.
— Да. Он, конечно, иностранец — вьетнамец. Я всегда говорила, что нельзя пускать иностранцев во Францию. Смотрите, что получается: возьмите иностранную
6
Ле Пен, Жан-Мари — видный французский политик националистического толка, кандидат в президенты Французской Республики.
И тут Вероника все поняла: должно быть, Франсуаза покупает себе одежду с развалов на сборищах крайне-правых. Сколько бы в новостях ни показывали интервью с ними, их природное превосходство роковым образом подрывается в глазах зрителей вопиющим невежеством, неприятными голосами и — особенно — цветовой безвкусицей в сочетании с приверженностью к скверным тканям. Вероника почувствовала облегчение, разрешив загадку, терзавшую ее многие месяцы; теперь оставалось лишь поподробней расспросить о том несчастном, которого арестовали.
— Итак, Франсуаза, — сказала она, — вы полагаете, что они взяли именно того человека?
— У него был белый «фиат-уно», перекрашенный на следующий день после аварии, кроме того, он — вьетнамец. Какие вам еще нужны доказательства?
Даже сделав скидку на неонацистский элемент в рассуждениях Франсуазы, Вероника чувствовала, что все это не укладывается у нее в голове. Может, ей все пригрезилось, или ее дорожное происшествие не имеет отношения к трагедии? Но чем больше она размышляла, тем все более ее угнетала мысль о том, что где-то в Париже за решеткой содержится несчастный, испуганный человек без всякого на то основания. Ей в голову пришла ужасная мысль.
— А что, если это отец Фуонг? — прошептала она.
— Что? Чей отец?
— Да нет, ничего. Я как раз говорила с Мари-Франс, — она поправила цветок.
— Знаете, — вздохнула Франсуаза, — вот кого мне жаль, так это принца Эдварда. У него такая чувствительная душа, страшно представить, через что бедному мальчику приходится пройти.
— Я — на обед, — сказала Вероника, прерывая ее. Она выскочила из конторы и устремилась к лавке Эстеллы. Все полторы мили она на каждом шагу радовалась сегодняшнему решению не надевать обуви на каблуках.
Она неслась по улицам, натыкаясь на прохожих, спотыкаясь о поребрик; ей гудели автомобили, на нее ругались мотоциклисты — им приходилось резко тормозить или сворачивать, чтобы избежать наезда; она думала о том, как следует вести себя в высококлассном бутике, чтобы не возбудить подозрений. Подобно другим посетителям,
К тому времени, как она добралась до лавки, лицо ее стало пунцовым, а легкие, казалось, готовы были разорваться. Она увидела Эстеллу за стойкой и, стараясь идти непринужденно, направилась к ней.
— Простите, — сказала она, — я бы хотела…
Некоторое время она не могла говорить, лишь пыхтела и отдувалась.
— Я хотела бы примерить… — она согнулась пополам и захрипела, хватаясь за сердце.
Она не припоминала, чтобы когда-нибудь так задыхалась, она ловила на себе озабоченные взгляды с немым вопросом: не следует ли вызвать скорую. Но, собравшись, Вероника выпалила на одном дыхании:
— Я хотела бы примерить то платье, — она неопределенно указала на ближайшие вешалки и закашлялась.
— Конечно, мадам, — сказала Эстелла, снимая с вешалки коротенькое платьице за десять тысяч франков. — Сюда, пожалуйста.
И Вероника, со школы не страдавшая колотьем в боку, поплелась за ней, держась за сердце и постанывая.
— Ну как я? Думаешь, кто-нибудь заметил, что я не обычный покупатель? — зашептала она, как только Эстелла прикрыла дверь примерочной.
— Ты здорово замаскировалась. Так, в чем дело?
— Ты давно видела Фуонг?
— Она уехала.
— Где она?
— Думаю, в древнем Египте.
— В древнем Египте?
— Да, она пишет доклад, кажется о папирусе или скарабеях… А в чем дело?
— Я боюсь, что из-за меня арестовали ее отца.
— Ух ты, какая неприятность, — они обе очень любили отца Фуонг. — Как же тебя угораздило?
— Его допрашивают насчет… — она зашептала еще тише, — насчет белой машины той ночью, если ты понимаешь, о чем я…
Тайный смысл этого загадочного сообщения дошел до Эстеллы.
— Ты уверена, что это он?
— Речь шла о вьетнамце.
— Но он не единственный в Париже.
— Верно. А может, это и не отец Фуонг. Но если она застряла где-то посреди древнего Египта, как нам это выяснить?
— Можно ему позвонить.
— О! Это отличная мысль, — выпалила Вероника, прищурившись. — А что мне сказать-то? «Привет, вас арестовали за убийство принцессы Дианы?»
— Нет, но, кто бы ни поднял трубку, ты можешь сказать: «Здравствуйте, это Вероника, вы не могли бы мне дать адрес Фуонг в древнем Египте»? Таким образом ты вступишь в обычный разговор, а если трубку возьмет ее отец, тогда ясно, что он не в тюрьме.
— Да, действительно хорошая мысль, прости, что я так скептически к ней отнеслась. Ты решила, что я вроде как в помешательстве.
— Возможно.
— А у меня ведь есть номер их телефона в записной книжке. Пойду и прямо сейчас позвоню.
— Так мадам берет это платье?
Вероника совсем забыла об этом. Она посмотрела вверх, потом вниз.
— Нет, не думаю. Оно слишком озорное для меня.
Она нашла телефонную будку и набрала номер. Трубку взяла мать Фуонг. Она пребывала в хорошем настроении и дала адрес Фуонг в Каире, рассказав при этом о своей поездке к ней. Поскольку монетки у Вероники заканчивались, она спросила, как поживает отец Фуонг, и ей было сказано, что у него все хорошо и в данный момент он красит потолок в ванной комнате.