Маленький друг
Шрифт:
Тэт терпеть не могла полоть сорняки — Эдди чуть ли не силой затащила ее в Клуб дам-садоводов и сейчас желала лишь одного — снять дурацкий кафтан, выпить таблетку от аллергии, потом чашечку чая и завалиться на кровать с книжечкой. Однако воспитание работало помимо ее воли, и Тэт встретила детей приветливой улыбкой с самой малой толикой иронии.
— Проходите, мои дорогие, не обращайте на меня внимания, я не одета для приема гостей… — Она провела их через сумрачную гостиную, в которой царили старинный буфет из «Дома Семи Невзгод», массивные полки из красного дерева и зеркало в золоченой раме, такое высокое, что доставало до потолка. С верхних
— Ступайте аккуратнее, — проговорила Тэт, подавая руку по очереди Харриет и Хилли, как старший бойскаут малышам на прогулке. — Наш папочка говорил, что тетушка Аделаида — прирожденный бухгалтер, Либби умеет возиться с малышами, Эдит следит, чтобы поезда ходили по расписанию, а я ни на что такое не гожусь. Я — семейный архивариус. Ты знаешь, что такое архивариус?
Хилли с опаской кивнул и отвел глаза. Несмотря на то что Тэт говорила веселым, непринужденным тоном, в ее доме он чувствовал себя не в своей тарелке, как всегда в компании теток Харриет, — своими длинными носами и птичьими голосами они больше всего напоминали ему стайку старых ворон.
— Харриет, дорогая, — продолжала Тэт, — прости свою старую тетку, у меня нет ничего вкусного, я же вас не ждала! Да и аллергия разыгралась некстати. От этого насморка я прямо-таки сама не своя, такое неприятное состояние. — Она с чувством чихнула. — Но в следующий раз, — сказала Тэт, поворачиваясь к Харриет и понижая голос, — тебе следует сначала позвонить мне, а потом уже являться самой. А вдруг бы меня не было дома?
Она смачно поцеловала племянницу в упругую щеку, на ходу отметив, что девочка давно не мыта, неухожена и одета неряшливо, а вот мальчик чистенький, с ним все в порядке.
Проводив детей на заднее крыльцо, Тэт поспешила на кухню сделать им по стакану лимонада — просто развела цитрусовый порошок в воде из-под крана. Крикнув Харриет, чтобы та пришла забрать напитки, она с кряхтением отправилась в спальню — умыться и привести себя в порядок.
На веревке во дворе Тэт висел клетчатый плед — бежевые и черные квадраты. Дети постелили его на крыльце, поставили на него шахматную доску и расставили фигуры.
— А знаешь, что мне напоминает этот плед? — сказал Хилли с преувеличенным весельем. — Ту сцену из фильма «Из России с любовью» — помнишь, в самом начале, с этой огромной шахматной доской?
— Если ты тронешь эту ладью, — сказала Харриет, — тебе придется ею ходить.
— Я уже тронул и уже пошел вон той пешкой, — сердито воскликнул Хилли.
Он не любил ни шахматы, ни шашки — у него голова начинала от них болеть. Он поднял стакан с лимонадом, салютуя Харриет, но та задумчиво смотрела на доску. Потом выдвинула вперед черного коня.
— Поздравляю, сэр, — сказал Хилли патетическим тоном, с силой опуская стакан на крыльцо, хотя пока ничего необычного в игре не наблюдалось. — Изумительный дебют! — Он подслушал эту фразу в какой-то передаче о шахматах и был горд, что запомнил ее.
Дети продолжали играть. Хилли взял ладьей одну из пешек Харриет и стукнул себя по лбу, когда она сразу же двинула коня, чтобы снять с поля его ладью. Он не очень-то помнил, как ходит конь, поэтому остерегался трогать своих,
— По-моему, он знает, кто я.
— Ты ему ничего про себя не говорила? — с беспокойством спросил Хилли. Хоть его и восхищала бесшабашная дерзость Харриет, он все же считал, что ей не следовало одной ездить в «Пул-Холл».
— Нет, он просто стоял и смотрел на меня. Уставился, будто съесть хотел.
Хилли, не думая, двинул вперед какую-то фигуру. У него вдруг испортилось настроение. Во-первых, он терпеть не мог дурацкий лимонад, всегда предпочитал колу, да и игра в шахматы была не его затеей. Нахмурившись, он стал ждать, когда Харриет заметит его недовольство.
Несмотря на жужжащий в углу вентилятор, в спальне было душно, и Тэт достала платочек, чтобы промокнуть вспотевший лоб. Она уже выпила таблетки, сначала от аллергии, потом от головной боли, и теперь чувствовала тупую вялость. Отложив книгу «Мария, королева шотландцев» в сторону, она прикрыла глаза и решила минутку отдохнуть.
В доме было тихо, дети мирно играли на крыльце, но все равно ей было сложно расслабиться, зная, что они находятся в доме. Она так беспокоится за бедных крошек! Особенно за свою любимицу Алисон. Тэт была уверена, что именно такие женственные, слабые создания, как Алисон и Шарлот, попадают под колеса Жизни и больше всего страдают от ее несправедливости, от людской жестокости и черствости. А такие, как Харриет (или ее сестра Эдит), тигрицы в женском обличье, все перенесут, будь то потоп, революция или вторжение русской армии.
Скрипнула дверь. Тэт села на постели, приложив руку к сердцу.
— Это ты, Харриет?
Но это был Царап, ее черный котик.
— Что это ты тут разлеглась, Бомбочка? — спросил он (вернее, она спросила себя сама тонким, визгливым голосом, которым они с Либби всегда говорили, когда имитировали своих питомцев).
— Ты меня до смерти напугал, Царап, — Тэт опустила голос на октаву ниже.
— Я знаю, как открывать твои двери, Бомбо.
— Тише. — Кот легко запрыгнул на кровать, улегся у нее под боком, замурлыкал, и через несколько минут оба уже крепко спали.
Гам, бабушка Дэнни, не переставая бормотать себе под нос, с трудом сдвинула с плиты чугунную сковороду с поджаренным кукурузным хлебом.
— Постой, Гам, давай я помогу тебе! — воскликнул Фариш, вскочив так быстро, что алюминиевый стул опрокинулся и со звоном повалился на пол.
Гам затрясла головой и улыбнулась своему любимому внуку.
— Фариш, дорогуша моя, отдыхай, я сама тебе все подам.
Дэнни сидел за покрытым клеенкой столом и мучительно хотел оказаться где-нибудь в другом месте. Трейлер был такой крошечный, что негде было повернуться, и к тому же его подташнивало от запахов хлеба, масла и жареной курицы. Минуту назад он грезил наяву — ему почудилось, что он видит девушку (или девочку?) — прелестную, зеленоглазую, с развевающимися темными волосами. Она приблизила свое лицо совсем близко к его лицу, как будто хотела поцеловать его, но вместо этого легонько подула в рот — таким свежим, ароматным, прохладным воздухом, словно это был поцелуй из рая. Дэнни хотелось остаться одному, чтобы неспеша насладиться этим видением, которое уже начало терять четкие очертания, но он был связан традицией семейных обедов, принуждавших его присутствовать на каждом из этих мучительных ритуалов.