маленькое летнее приключение
Шрифт:
– На закате меня…
– Не бойся, - решил поддержать его мальчик.
– Говорят голову отрубать не больно. От сильнейшего шока мозг отключает чувствительность. Так что ничего не почувствуешь.
Зефирантес с нахмуренной физиономией выслушал слова сомнительной поддержки:
– Твой учитель никогда не проводил с тобой разъяснительную работу относительно твоей доброты и сочувствия к чужому горю?
– Прецедентов не было. А что?
– Надо будет устроить, - промолвил Зефирантес, и решил уточнить: - Так говоришь мне нужно выпить с Эхмеей, и тогда она меня отпустит?
Торми пожал плечами:
– То что выпить надо, это точно. А вот насчет остального -
– Я не нарочно, не думал, что ты такой дохляк.
– Не забудь о договоре.
Чуяло сердце Торми, что данная просьба во многом предрешит его судьбу, ибо дальнейшие событий вечера войдут в историю его жизни, как одни из самых-самых… впрочем, не самых, но довольно треволнительных.
Явление 28 Клубок заматывается
Нацепив на себя черную хламиду, в комплекте с которой шел глубокий капюшон, закрывающий лицо по самый нос, Торми задумался о своем месте в этом мире, и в частности, что делает он на гаерской церемонии, затеянной по случаю казни.
Зажженные свечи в канделябрах, прикрепленных к стенам и расположившихся на столе, привносили мистический оттенок в мрачное пиршество должное завершиться трагедией, но по странному стечению обстоятельств до финала дожили далеко не все, попадав под столы с жутким, протяжным храпом. Чего Эхмея до сих пор дожидалась? Какой надеждой тешилась? Что за странную игру вела, напоив подчиненных Зефа до бессознательного состояния? Такие и прочие другие вопросы терзали притомленного ребенка, начавшего мечтать о скором разрешении дела. Все хорошо в меру, а представление явно затянулось донельзя, грозясь промурыжить Торми до утренней зорьки, что никаким боком, даже отдаленно, не вписывалось в планы мальчика.
Эхмея сидела на своем троне, отдалившись от застольного "веселья", сосредоточено глядя вперед, словно рассматривая картины далеко не лучезарного будущего, угрожающего потопить корабль ее жизни в самой темной пучине горького отчаяния. По правую руку от нее, встав в позу ярой и безусловной справедливости, торчал капитан Аурелио, прилизанный и прихорошенный по поводу мероприятия; он, наконец, унялся с бесчисленными просьбами о форсировании событий казни.
Едва только солнце кануло за горизонт, как все долженствующие участвовать в нелицеприятном процессе личности, оживились, и, выстроившись в определенном порядке, замерли в ожидании приказаний. Так личная вооруженная охрана капитана растянулась вдоль одной стены, за спиной главнокомандующего, а выходцы Гнусных Черепов - вдоль другой, словно составляя последний прощальный эскорт для своего преступного босса.
– Начинайте, - махнула Эхмея, с застывшим безразличием на лице.
Капитан вежливо поклонился, приняв смиренный и одновременно решительный вид, и звучным, хорошо поставленным голосом начал читать обвинительный приговор, размотав свиток плотной бумаги.
Наряду с ранее украденным Безликой ночью оружием и несвоевременным оповещением об этом скорбном факте, Зефирантесу ставилось в вину то обстоятельство, что и своих сподручных, составляющих его банду, он не смог держать в ежовых рукавицах, и от того:
– …они распоясались и обленились, превратившись в жалких, никчемных пьянчуг!
Почетный "эскорт" Зефирантеса возмущенно загудел, как разворошенный улей. С противоположной стороны им в ответ осклабились, как бы невзначай продемонстрировав отблеск свечей на заточенной стали оружия,
– Тихо ребята, - остудил горячую кровь своих головорезов Аурелио.
– Всему свое время.
Далее оратор осветил более подробно, в каком упадке и загнивании находится банда Черепов, за что и нужно ее обезглавить в полном смысле этого слова, - тут капитан не смог сдержать ехидной улыбочки, отмечая свое явное желание поскорее приступить к финальной части. Его дальнейшие мысли, - а, по всей видимости, составлял примечательный документ именно он, - увели слушателей далеко от главной цели их присутствия в зале, сконцентрировав народное внимание на общей картине ужасающей деятельности Гнусных Черепов, которые за последнее время провалили заданий больше, чем выполнили, закончив совершенно немыслимой потерей дорогостоящего товара.
Торми задумался: если до определенного времени работа банды была безукоризненной, то не приложила ли к неудачам свою руку Руд, мстя за погибающую в преступном мире душу брата?
– И, исходя из всего ранее озвученного, - после пространной и довольно продолжительной лекции, приблизился к ее завершению Аурелио, - прошу освободить Зефирантеса Риенасалантикуса… от занимаемой должности, - закончил он, довольный произведенным эффектом паузы.
– Зачем это?
– насторожилась Эхмея.
– Он и так ее… освободит.
– Чистая формальность, не более, - пояснил ответчик, блистая коварным взором.
– Да, но чудится мне, что не все так просто. Какую цель вы преследуете, капитан?
– Лидер-босс неторопливо обмахивалась веером, словно старалась унять подхлестывающее ее напряжение.
– Не сверх того, что заслуживает провинившийся.
– Но вы хотите изменить его статус еще при жизни, тем самым…
– Да, пусть его повесят! Как обычного преступника, кем он, в сущности, и является. Он ни какой-то там аристократ, чтобы…
– Я настаиваю на отсечение головы!
– непреклонно подтвердила свое намерение Эхмея, гордо вздернув подбородок.
– Веревка по нему плачет! Он должен умереть униженным и оскорбленным!
– С каких пор ты его так ненавидишь?
– удивилась девушка.
Аурелио дважды выдохнул, прежде чем спокойно улыбнуться.
– Ненависть?! Всего лишь неприязнь, как к человеку, потерявшему достоинство. Он безнадежно упал в моих глазах, и на него должна обрушиться вся тяжесть закона принятого у нас.
– По закону, так как нет смягчающих обстоятельств, боссу банды должно отрубить голову, - с подчеркнутым хладнокровием сообщила предводительница.
– И я не вижу никакой нужды поступать по-иному.
– Она есть, ведь мы имеем дело с Зефирантесом, а, как известно… - мягкая улыбка самовлюбленного эгоиста тронула губы капитана, - как известно он сбил с пути истинного вашего брата.
Со щелчком захлопнулся веер.
– Что?
– Вы думали, я не знаю, что у вас есть брат, и что он жив и находится в банде вашего любимого фаворита, столь тщательно вами оберегаемого, что доходило до абсурда. Вы всегда прощали Зефу мелкие неудачи, а в случае чего винили скорее себя, нежели его. И, разумеется, у меня начали зарождаться некие подозрения, а, копнув глубже, я узнал, что у вас некогда был брат, странным образом потерянный и даже считающийся мертвым. Вначале я думал, что Зефирантес и есть ваш брат, но потом понял, что это некто другой. Некто, кто также как и вы сообразителен, умен, сноровист и, что немаловажно, обладает схожими чертами лица, манерой держаться и способностью выдавать фантазии за реальность.