Малина Смородина
Шрифт:
– Нет… Не успели как-то.
– Вот это да! Что за мужик, ей-богу? Ни разу с бабой не поспамши, уже и предложение делает! А ты сама-то как? Без опаски с ним в постель ляжешь? Я вот когда с Колей сходилась, шибко этого вопроса опасалась. Думала, противно будет. А потом ничего, привыкла. Коля-то мой в этих делах, знаешь… так себе. Не орел. А с другой стороны – это ж дело не главное, лишь бы человек хороший был. Чтоб мужик в семье! Чтоб за тебя – горой! Семья, знаешь, великое дело… А этот, твой-то, он из каких? Не очень задрипанный?
– Совсем не задрипанный, Люсь. Наоборот, лощеный весь,
– Так это что, он из богатых, что ли?
– Из богатых, Люсь. Если со мной да с тобой сравнивать, то очень из богатых. Он бизнесом занимается, элитное жилье в городе строит. Да ты, наверное, слышала про такую фирму – «Формат» называется?
– Да ты что, Линк?!
Люся всхлипнула, будто подавилась своим же вопросом, глядела на нее со священным ужасом, возложив пухлую руку на такую же пухлую грудь. Потом вдруг огляделась по сторонам, словно проверяла, не подслушивает ли кто. Посипев горлом, будто откашливаясь, сглотнула, проговорила тихо:
– Вот это да… Чего ж ты мне сразу-то не сказала? А я тут, как дура, опытом делюсь… Ты это… Ты забудь, что я тебе сейчас о всяких там сомнениях наговорила! Костер не костер, постель не постель… Конечно, фигня все это, если он богатый. Эх, и свезло же тебе, черт… Заживешь теперь как белый человек. Главное, смотри, чтоб не обманул. У них, у богатых, с этим как дважды два…
– Люсь! Ну что ты заладила – богатый, не богатый! При чем тут его богатство, не понимаю? Он же в первую очередь человек, мужчина…
– Да ладно, не понимает она! Человек, мужчина… Дурочку-то из себя не строй! Могла бы и сразу сказать, чтоб я лишний раз сердобольностью не разорялась!
Быстрый Люсин взгляд мазнул по ее лицу, и тут же будто высеклась, сверкнула коротким сполохом искорка отчуждения. Маленькая такая искорка, пробежала и погасла, оставив после себя запашок тяжкой неловкости.
– Я пойду, наверное, Люсь… Поздно уже, засиделись.
– Иди, раз засиделись. Что ж. А я, главное, еще шубу ей предлагаю купить, вот идиотка какая! У тебя, поди, сейчас этих шуб будет, хоть задницей ешь…
Обиженно пыхтя, Люся молча прошествовала за ней в прихожую, не прощаясь, с силой захлопнула дверь – так вот тебе, дорогая! Иссяк в твой адрес поток искренней доброжелательности, уж извини. Захлебнулся неприятием твоего потенциального «обогащения». Да и где нам, простым плательщикам кредитов, такие дружбы водить…
Медленно спускаясь вниз по лестнице, она недоуменно пожала плечами. Стало быть, закончилась дружба. А жаль. И замужества еще как такового нет, и дружбы уже нет. Ерунда, в общем. Глупость полная.
Открыв своим ключом дверь, она вошла в прихожую. Тихо, темно. Женька уже спит, наверное. Прокравшись осторожно на кухню, включила свет, огляделась зачем-то, будто впервые увидела скромную, но милую сердцу обстановку. Нет, и в самом деле, откуда у людей берется бешеная страсть к постоянному и скоропостижному бытовому обновлению? Ей-богу, непонятно. Вот, к примеру, ее старый кухонный гарнитур стоит, от бабушки еще достался. Дерево, обшитое белым пластиком. И ничего ему с годами не сделалось, стоит и стоит, привычный глазу, исполняет свое кухонное предназначение. И еще сто лет простоит. А что, кому он мешает? Шкафы, они и есть шкафы.
Или
А может, это она такая глупая, чего-то не догоняет в этих страстях приобретательства. У каждого – свои тараканы в голове, чего удивляться? Она вот, наоборот, всегда любила старые вещи, привязывалась к ним энергетически. Даже как будто договаривалась с ними, чтобы служили подольше, не доставляя хлопот с ремонтами и починками. Они и впрямь верно и преданно служили. А когда приходил срок, она благодарила их за хорошую службу совершенно искренне. Потом подолгу к новой покупке привыкала, снова договаривалась и снова привязывалась. Может, все это тоже не очень хорошо, кто знает?
На стене заворошились потугами старенькие часы – сейчас кукушка выскочит, вытянет смешно шею. Тоже, между прочим, птичка родная, привычная. Ого, а птичка-то, похоже, полночь прокуковала! Ничего себе, давно уже спать пора…
Сна хоть убей не было. И мыслей хороших тоже не было. Крутились в голове обрывки какие-то из прошлой жизни, по содержанию незначительные. Наверное, и вся ее жизнь была такой вот, не очень значительной. Обыкновенной была, трудной, конечно, но и несчастной ее тоже не назовешь. Сама здорова, ребенок здоров, в хорошем институте учится – чего еще? Ах да, еще два часа утреннего счастья в этой жизни есть. Кофе, окно, йога, малина-смородина. Удовольствие от солнца, дождя, снега, быстрой легкой ходьбы. Да, свобода же от всякого приобретательского вожделения еще есть! И не приведи Господь, если б с ней не случилось этой свободы! И собственное достоинство тоже есть, и самообладание, этими дарами тоже Господь не обидел. Может, и не надо ей никакого замужества, а? Тем более богатого? Может, там, в замужестве, совсем другие жизненные законы и ценности? Возьмет и потеряется в них, тоже научится вожделеть да искушаться, исходить приобретательской страстью? К тому же и опыта у нее нет, Люся права…
Тут же всплыло в памяти насмешливое лицо Павла Сергеевича Жука, сощурилось сердито глазами – я тебе покажу, мол! Ишь, засомневалась! Это в трудовую незамужнюю жизнь вписаться трудно, а в ту, которую я тебе предлагаю, – нет проблем…
Она даже хмыкнула, будто ему в ответ, – громко и вслух. И губы сами по себе расползлись в счастливой улыбке. И тело вдруг потянулось под одеялом, разнежилось в предчувствии телесных удовольствий. Как там давеча Люся спросила – без опаски с ним в постель ляжешь? Хм, смешно даже… Какая уж там опаска, прости Господи душу грешную. Да если только его руки вспомнить, как он на прощание ее за талию прихватил…