Малиновка поёт лишь о любви...
Шрифт:
– Что-то угодно, леди?
– Нет, можешь идти.
Служанка ушла, а Дьюлла задумчиво постучала ногтями по стеклу. Вот и закончилась третья неделя ее изгнания. Все не так страшно, как представлялось. Даже совсем не страшно. Правда, в изгнание ей пришлось отправиться в одиночку – никто из прежних фрейлин, и даже леди Кандида не поехали за опальной принцессой. Дама Ботэ лишалась земель и титула, ей был до самой смерти запрещен въезд в столицу и запрещалось называть себя дочерью короля. Забвение, скука, прозябание в глуши – все это пугало придворных,
Дверь распахнулась и появилась матушка Зайчиха с подносом, на котором стояли чашки и тарелки с едой. Кормилица появилась через четыре дня после приезда Дьюллы и заявила, что ей плевать на королевские указы, и сам королевский маршал не заставит ее покинуть воспитанницу.
– Почему это ты отказалась от ужина? – строго спросила кормилица, сдвигая со стола книги и ставя поднос. – Чтобы сейчас же все съела до крошки!
Спорить было бесполезно, и Дьюлла уселась в кресло, пока матушка Зайчиха расставляла столовые приборы.
– Всё высматриваешь своего разлюбезного? – проворчала матушка Зайчиха, расставляя тарелки.
Дьюлла не ответила, только улыбнулась. Улыбка получилась грустной, и кормилица только покачала головой.
Конечно же, скандал в королевской семье замяли. Но как можно было заставить молчать людей? В считанные часы история о лживой принцессе, которая изменяла жениху (герою и красавцу!) с его младшим братом, облетела столицу, дошла до епископа и самого короля.
На следующий же день Дьюлла получила приказ от его величества покинуть город и отправиться в графство Лешир, без права возвращения. Дьюлла уезжала в закрытой карете, под охраной гвардейцев, сопровождаемая улюлюканьем горожан и оскорбительными выкриками из толпы. Та, которую вчера боготворили, сегодня превратилась в изгнанницу, лишенную привилегий. И вчерашние поклонники прекрасной герцогини сегодня злословии о ней, обиженные, что им предпочли Кривобокого Рика. Пусть бы согрешила с красавцем – это можно понять, но с уродом?!.
Только что значило изгнание и осуждение по сравнению с тем, что перед отъездом отец не пожелал ее видеть? От этого душа до сих пор болезненно ныла, и Дьюлла особенно остро почувствовала, как изменчивы любовь и привязанность королей.
Но все это было не так уж и важно. Потому что Рик остался жив. Да что там – всё остальное просто не имело значения. Жаль, что она не смогла увидеться с ним перед отъездом. А может, это он не захотел встречаться с ней – как Вальдетюр, как отец.
В дверь постучали, и снова заглянула служанка.
– Чего тебе? – недовольно спросила матушка Зайчиха. – Сказала же, чтобы к нам не лезли.
– Приехали люди с королевским письмом, - прошептала служанка.
Дьюлла в который раз задалась вопросом, почему девушка так ее боялась. Наверное, тоже наслушалась о распутнице-принцессе, которая хотела приворожить одного брата и погубить другого. Вот так и складываются
И только потом до нее дошел смысл сказанного.
– Письмо? – переспросила она. – Где письмо?
– Он сказал, что передаст лично вам, - девушка уставилась в пол. – Он ждет внизу.
– Хорошо, я сейчас спущусь.
– Хоть бы новости были хорошие, - забормотала матушка Зайчиха, набрасывая на плечи Дьюллы пуховой платок – на первом этаже не топили каминов, и там немилосердно дули сквозняки. – Пойдем, узнаем, что там за письмо. Да что ты копаешься? Быстрее! Я сейчас помру от нетерпения!
Но Дьюлла медлила, и по лестнице спускалась, как будто к каждой ноге привесили по четырехфунтовому камню. Какое письмо, если все ей уже было сказано? Послание от отца? От Стеллы-Гертруды?..
– Добрый вечер, сэр… - сказала она гонцу, который грел руки у камина, дожидаясь ее, а потом замерла на последней ступеньке, и замолчала.
Потому что в крохотной гостиной стоял Рик. Ее Рик.
Он подошел совсем близко и смотрел ласково и немного грустно.
– Что же ты натворила, моя малиновка? – спросил он.
Дьюлла не могла оторвать от него глаз, а в груди словно взметнулась волна – самого настоящего, солнечного, майского счастья.
– Может, для начала ты поздороваешься и поцелуешь меня? – спросила она в ответ.
– Здравствуй, - немедленно сказал Рик и кивнул через плечо: - Мы не одни.
Вперед вышел Адалмер, Дьюлла поначалу и не заметила его в темном углу. Секретарь выглядел неважно – под глазом красовался след от почти сошедшего синяка, а сам юноша пристыжено комкал в руках шапку.
– Почему вы не сказали мне о своем плане, леди? – спросил он, и в голосе его послышался упрек.
– Адалмер, - напомнил Рик.
– Прошу прощения, - тут же спохватился юноша. – Тысячу раз простите, леди. Я был самонадеянным болваном…
– Тысячу раз прощаю, - заверила его Дьюлла и засмеялась. – Значит, ты догадался?
– Я бы никогда не узнал вас в этой паршивой нищенке, - признался Адалмер. – Как можно было так преобразиться красивой девушке?
– А я и не тебя спрашиваю, - осадила его Дьюлла. – Как ты догадался, Рик?
– С трудом, - сказал он. – Но придумывать болезнь под названием «похвала глупости» - было рискованно.
Дьюлла только фыркнула:
– Никакого риска, они ведь даже латынь не знают, эти важные господа. Не знают, и знать не хотят.
– Признаться, для меня огромной неожиданностью оказалось, что письмо написано тобой, - продолжал Рик.
– Хитрый ход.
Дьюлла просияла:
– Это не моя придумка. Так сделал кот Тиберт, когда не хотел жениться на леди Цапле по приказу короля! Он переоделся нищим и так опозорил самого себя перед невестой, что она предпочла уйти в монастырь. Я прочитала об этом в книге, что ты мне подарил. Видишь, какие хорошие подарки ты умеешь делать?
– И все же, надо было сказать мне, - пробормотал Адалмер.