Малиновка поёт лишь о любви...
Шрифт:
– Выходи замуж за Вальдетюра. Он хоть и болван, но преданный и честный. И уезжайте в Свон, подальше от этого змеиного гнезда.
– Ты опять становишься жестоким, а ведь говорил, что никому не отдашь меня, - произнесла Дьюлла. – Приговор еще не вынесен. Зачем отчаиваться так рано!
Рик усмехнулся, но усмешка получилась грустной:
– Моя дорогая пташка, из королевской тюрьмы выходят лишь на плаху. А если настоящий убийца столь высокороден – тем более. Главное, не совершай опрометчивых поступков, умоляю – не навреди себе. Просто знай, что если мне надо умереть
– А ты подумал обо мне?! – взорвалась она. – Как я буду жить без тебя?!
– Ты будешь жить, - сказал он твердо. – А теперь – иди. И не приходи больше, чтобы не было сплетен. Не хочу, чтобы о тебе говорили плохое.
Он даже не поцеловал ее на прощание. Но уходя Дьюлла постоянно оглядывалась и видела, что Рик прижался лицом к прутьям решетки и смотрит вслед.
Выйдя из-под сводов тюрьмы, Дьюлла не сразу отправилась к ожидавшей ее фрейлине. Прислонившись к стене, девушка закрыла глаза, собираясь с мыслями.
Рик намерен погибнуть. Он скажет, что не убивал, но ему никто не поверит. У обвинения есть свидетели. А что есть у защиты? Есть свидетель – старшая принцесса, которая уже сообщила о своем намерении молчать, есть другой свидетель – она сама, Дьюлла, чьи показания истолкуют, как намерение спасти любовника. Есть и Ровена, но какая сила заставит ее обличить принцессу? Такие свидетели – все равно, что ничего.
– Вы должны сказать на суде, что он был с вами той ночью, - раздался вдруг голос совсем рядом.
Дьюлла открыла глаза, очнувшись от раздумий. Перед ней стоял Адалмер – в черной хламиде, в черной плоской шапочке, какие носили адвокаты.
– Прости, что? – переспросила Дьюлла.
– Это из-за вас он оказался там, - бывший секретарь, а ныне - защитник, ткнул пальцем в тюремную стену. – И вы обязаны рассказать на суде правду. Мой господин обвинен ложно, вы не можете спокойно смотреть, как его приговорят. Да, вашей репутации это повредит, но дочери короля простят многое. Вы придете и все скажете. Вы придете? – он наступал на нее, сжимая кулаки, точно так же, как она наступала на принцессу.
Дьюлла смотрела на него и молчала.
Он требовал, он и в самом деле горел желанием помочь Рику. И та его дурацкая проповедь, что он читал ей в доме Босвелов – это не со зла, не от ненависти, а чтобы защитить Рика. Она молчала очень долго, и Адалмер потерял терпение:
– Вы придете? Отвечайте!
– Я бы с удовольствием сказала слово в пользу сэра Босвела, - произнесла Дьюлла холодно. – Но он не был со мной в ночь убийства. И где он находился – я не имею чести знать. А теперь пропустите! Дерзкий мальчишка, вас выпороть мало, что так говорите с девицей королевских кровей.
Она горделиво пошла по улице, а Адалмер потерял дар речи от такой лжи. Правда, быстро опомнился и догнал Дьюллу.
– Как вы можете лгать?! – почти закричал он.
Ледяной взгляд заставил его замолчать.
– Подите от меня прочь, - велела Дьюлла. – Или окажетесь в соседней камере с вашим хозяином. Повторю еще раз: не знаю, где сэр Босвел был прошлой ночью. И знать
– Вы…лгунья… предательница… - пролепетал он, не веря своим ушам. – Но я вас выведу на чистую воду, так и знайте!
Она оглянулась на него через плечо, посмотрела презрительно и насмешливо, и сказала:
– Попробуйте. Если ума хватит.
– Она так и сказала! – кипел Адалмер, пересказывая Рику допрос герцогини Ботэ, хотя Рик сам был в суде и все видел и слышал . – «Ничего не знаю и знать не хочу»! Лживая насквозь! Предательница!.. Вы видели? Даже глазом не моргнула, когда я ее спросил: а почему вы сказали при задержании Босвела, что провели с ним ночь? А она: стража не так все поняла, к тому же, я была испугана… та-та-та!... находилась в помрачении разума… ухти-тухти!... прошу отпустить, здесь все так тягостно… И судья принял ее показания. Вернее, отсутствие их!..
Рик слушал его возмущения вполуха. Дьюлла поступила совершенно правильно. Он ведь сам просил ее все отрицать. Что ж, вот небеса и высказались насчет своих планов относительно него и малиновки. Им не суждено быть вместе.
И если Стелла-Гертруда считает, что должна отомстить Дьюлле его смертью – пусть так и будет. Возможно, это смягчит жестокое сердце, а Дьюлла уедет из столицы и проживет долгую жизнь. Пусть она и не полюбит Вальдетюра, но несчастной не будет. Горе забывается. Тем более, горе молодых и красивых.
– Вы меня совсем не слушаете, - проворчал Адалмер. – Я подготовил речь, вы должны произнести ее, когда вам предоставят слово. Лучше прочитайте и заучите наизусть, на судей больше производят впечатление искренние слова, чем чтение по бумажке.
– Не надо речи, я знаю, что сказать, - заверил его Рик. – Я очень рад твоей помощи, но с вызовом герцогини в заседание ты переусердствовал. Больше не надо ее беспокоить, и не расстраивайся, если от твоей помощи ничего не выйдет.
– Давайте еще покаркаем, - разозлился Адалмер. – Значит, речь я вам оставлю. Не сдавайтесь, будем сражаться до конца.
Рик кивнул, когда он уходил. Разумеется, он не стал даже читать заготовленную речь. И так ясно, чем все это закончится. Вальдетюр говорил, что подавал прошение о помиловании, и его приняли к рассмотрению, но ответа до сих пор нет. А завтра уже должны огласить приговор.
Что ж, остается только достойно принять то, что уготовано небесами.
Следующий день выдался ясным и теплым, и солнце светило почти как в мае. Рика доставили в зал суда и даже не стали снимать кандалов, что уже само по себе было знаком, что приговор будет обвинительным.