Мальтийская история: воспоминание о надежде
Шрифт:
– А как ты догадалась, что я твой сосед? – мне захотелось уйти от её насмешек над собой.
– Ещё жители Нанта не очень умны, – она постучала себя пальцем по лбу. – Видела тебя в окно, когда ты выходил из дома, ещё в первый день твоего появления.
Вскоре принесли моего кролика. Блюдо, действительно, оказалось приготовленным со знанием кулинарии.
– Ну, а это тебе нравится? – девушка пристально смотрела на меня.
На этот раз я бесхитростно ответил:
– Вкусно. Мне нравится.
–
Из открытого окна на втором этаже негромко вещало радио: «Исходя из гуманных соображений с целью исключения многочисленных жертв при обороне города, правительство Французской республики объявляет с сегодняшнего дня Париж Открытым городом…» Я вскинул глаза вверх к окну, как будто хотел увидеть звук, передающий это известие. Но это были только невидимые колебания воздуха из открытого окна: «Неужели боши войдут в Париж? Невозможно!» Но горькая логика быстро погасила эмоциональную вспышку, мой взгляд снова вернулся к собеседнице. Но она уже заметила перемену на моём лице.
– Но ведь это же не Нант? – сочувствующе произнесла она.
– Нант уже бомбили, – я поднял глаза в небо, голубевшее между крышами.
– Но ведь французы храбрые, как ты. Почему вы их не убили? – Найдин смотрела на меня немигающими глазами, и я уже не знал, она насмехается надо мной или говорит серьёзно.
Такой простой вопрос, но ответа у меня не было. Отвёл взгляд на бокал вина и предложил:
– Давай лучше выпьем.
Но она затрясла головой, наклонившись немного вперёд.
– Нет, ты мне не ответил: вы будете сражаться?
– Париж объявлен Открытым городом, – попытался как-то уйти от вопроса настырной девушки.
Но Найдин проявила настойчивость.
– Потеря столицы – это ещё не потеря всей страны и народа. У вас много городов и огромная армия.
Я только пожал плечами.
– Мы остались. Наше судно приписано к британскому флоту.
– Это правильно, – она закивала головой, как старый профессор, выслушивающий правильный ответ на избитый вопрос. – Ты должен быть на правой стороне всегда.
«Беззаботная девушка-официантка. Что она могла знать о войне?» – я непроизвольно вздохнул. Но мои мысли были перебиты звонким голосом Найдин:
– Вот теперь давай выпьем за бравого моряка, который обязательно победит немцев и выгонит их из Франции, – она подняла бокал и улыбнулась мне.
Глядя на её полное задора лицо, я на мгновение поверил, что эта война – всего лишь случайная болезнь, которая скоро пройдёт; и я вернусь в Нант, увижу живых родителей, и всё будет по-старому. Но, увы, это было только мгновение. Я поднял бокал, сделал глоток, второй, остановился: «Не повторяй ошибок с коварным напитком».
– Мне надо скоро возвращаться на работу, – Найдин доедала своё
– Но тебя нет и по утрам, – поинтересовался, вспомнив о её странном режиме появления в нашем доме.
– Всё просто. По утрам продаю на рынке зелень, что привозят из Сицилии, – объяснила она.
– Да, ты работяга, – я пошутил, но получилось как-то грустно. Сделав паузу, я не мог не спросить: – А где твои родители?
Найдин взглянула на пустую розетку из-под мороженого, потом отодвинула её от себя.
– Всегда жила с бабушкой на Гозо, а родители… – девушка продолжала смотреть на пустую чашку. – Когда мне было десять, родители уехали на Сицилию, первый год писали, но потом внезапно прекратили, с тех пор от них ни весточки, – она вскинула на меня глаза, словно ища поддержки. – Но я верю, что они живы и обязательно вернутся ко мне.
Я попытался изобразить серьёзную веру в её надежду.
– Да, конечно, они могли уехать куда-нибудь дальше и устроиться где-то в Неаполе или даже Риме. Но почта! Эта итальянская почта! – возмущённо и как будто искренне покачал головой. – Ты же знаешь!
– Я тоже так считаю, – закивала Найдин.
«Почта теряет письма уже десять лет? – подумалось. – Хотя… В надежде не бывает обмана: не стоит лезть в душу».
– Надо идти, – постановила девушка, и мы отправились домой.
В двери квартиры мы обнаружили записку. Моя спутница ловко выхватила бумажку и развернула её, но потом, обиженно выдвинув нижнюю губу, протянула листок мне.
– Здесь по-французски, – потом, прищурившись, колко добавила: – Это, наверно, от той самой француженки, которая была с тобой в нашем кафе.
– М-даа, – заглянув в бумагу, кивнул я и, пропуская мимо ушей её насмешку, прочёл содержание: «Ещё раз прошу прощения за свою бестактность. Всегда буду рада встречи». И подпись: «Надэж».
– И что там? – Найдин не уходила, её заинтересованный взгляд – на листке в моей руке.
Я с напущенным равнодушием махнул бумагой.
– Сообщает, что с ней всё в порядке, – небрежно свернув бумагу, сунул её в карман.
– Х-мм, – она театрально изобразила обиду, жеманно отвела руку в сторону. – Изменщик! – но тут же прыснула в коротком смехе и скрылась в своей комнате.
Немного постояв, задумчиво смотрел на захлопнувшуюся за ней дверь, потом ушёл к себе и упал на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Зайти к Надэж? Честно говоря, чувство неловкости не проходило. Я раздумывал. Мои мысли были нарушены шагами соседки в коридоре, хлопок входной двери. «Ушла». Мои глаза закрылись, и я забылся во внезапно накрывшем меня сне.
Пробудился от шагов и стука дверей. Понял, что уснул в одежде. Встал, выглянул в коридор: Найдин входила в свою комнату. Увидев меня, помахала рукой и исчезла у себя.