Мальтийская история: воспоминание о надежде
Шрифт:
Я медленно разделся. Судя по звукам, соседка прошла в туалетную комнату. Вскоре послышался звук льющейся воды. Думать об Эсмеральде («Тьфу, глупые ассоциации. Конечно, о Найдин»), принимающей душ, совсем не хотелось: хотя я и был совсем молод, но как-то это постыдно. Однако вскоре почему-то шум стих, зато раздался голос соседки, зовущий меня. «Какого дьявола?» Медленно покинул постель и, едва открыв глаза, направился на ощупь в туалетную комнату. Машинально с силой толкнул разбухшую от влаги дверь. Она распахнулась, и я сделал шаг. В одно мгновение сон слетел с меня. Мои глаза, наверное, стали
– Убирайся вон, идиот! – в меня полетело то, что было у неё под рукой – мокрый кусок мыла прокатился по моему лицу, заставив меня вылететь из душевой. Дверь с треском захлопнулась за мной.
– Прости, Найдин. Что произошло? – закрывшаяся за моей спиной дверь молчала, но всё-таки вскоре раздался голос соседки – очевидно, девушка начала приходить в себя:
– Идиот! Куда ты лезешь?
– Ещё раз прости, но ты сама меня позвала, – я продолжал в замешательстве смотреть на дверь.
Небольшая пауза.
– Кончилась вода. Надо накачать. Я вся в мыле, – голос девушки успокоился.
– Уже понял, – буркнул я.
– Что? – раздался голос соседки.
– Уже иду, – недовольно ответил я и направился в подвал: там располагался насос. Так что ещё четверть часа я крутил колесо, накачивая воду в резервуар нашей душевой.
– Спасибо, Виктор, – высунулась её головка из-за двери.
– Не стоит благодарности, – шутовски поклонился и вернулся к себе. Через секунду снова плюхнулся в кровать. Какое-то время сон не шёл: с улыбкой вспоминал только что увиденный образ прекрасной Эсмераль… – нет, Найдин. Хотя… пусть будет Эсмеральда – в конце концов, я был молод, и, конечно, чувство романтики мне было не чуждо.
Видение девушки приятно витало в моей голове. Но затем мои мысли перескочили к услышанным днём новостям: «Они сдали город, в Париж входят боши…» И тут меня больно резануло: «Они, они…» Вдруг понял своё одиночество в этом мире: потеряны не только самые близкие мне люди, потерян социум, в котором родился и вырос, – он оказался оборотнем. В моих мыслях теперь есть «Я» и «Они», «Мы» исчезло.
Даже нашу французскую команду «Бретани» нельзя было назвать «Мы». Группа самоизгнанных людей: сумасброд Папаша Гийом, два еврея, один поляк, бежавший с разгромленной родины, несколько французов, разыскиваемых полицией за пьяную поножовщину в Бресте или за долги, и всё это под командованием эмигранта в британской форме – вот такая «Непокорённая Франция»! Да, забыл… и я – сын не очень удачливых русских эмигрантов, только что ушедших в мир иной.
Заснул только под утро. Мозаика образов крутилась в голове: Надэж, детские воспоминания о Париже, Найдин, скалы с высящимися фортами, родители, собор Сен-Пьера и Сен-Поля в старом Нанте. Проснулся – в глазах «песок» от недосыпа. По дороге перехватил чашку кофе и кусок свежевыпеченного хлеба, десять пенсов на бочку, служившую столиком в закусочной – и в гавань.
В этот день на капитане надет китель. Видимо, он уже не первый час крутился в порту. Но его рыжая шевелюра и заломленная набекрень фуражка внушала уверенность
– Сегодня весь экипаж занимается погрузкой. Завтра выходим в море.
– Куда идём кормить рыб? – выкрикнул бретонец Жиль, зевая.
Моро пренебрежительно взглянул на нарушителя дисциплины.
– Тебе это не грозит – акулья печень не выдержит такого удара.
Экипаж дружно заржал.
– Зато может задница будет цела, – буркнул под нос Жиль.
Но слух Моро не подводил.
– Твоя задница всегда имеет шанс получить хороший пинок от меня.
Насмешливый взгляд кэпа переместился с развязанного бретонца на Папашу Гийома.
– Провести проверку двигателя.
Мы полезли в трюм, нам предстояла рутинная работа: запуск, проверка режимов.
На причале орало радио, сообщая о последних новостях. Наши чумазые лица торчали из люков, когда диктор холодным тоном начал читать сообщение: «Диктатор Италии Бенито Муссолини сделал сегодня заявление об объявлении Великобритании и Франции войны. Соответствующие ноты переданы послам стран-союзниц…» Мы замерли. У меня как-то всё сжалось внутри, предчувствуя недоброе: итальянская Сицилия всего лишь в сорока морских милях от нас.
Тем временем по сходням перевозились и перевозились ящики, тюки, мешки. Всё это загружалось в грузовые трюмы нашего судна.
Несмотря на всю секретность проводимой операции, в среде моряков трудно что-то скрыть, и Папаша Гийом уже поделился последними новостями: завтра уходит очередной конвой в Александрию, в состав которого входит наша «Бретань». Штаб восточно-средиземноморского командования эвакуируется с Мальты в Египет – таково решение Черчилля.
Уже к вечеру удалось разместить и закрепить весь груз. Судно было готово к завтрашнему отплытию. Усталые, но довольные члены экипажа после вечерней поверки разошлись кто куда.
На зенитных точках возились солдаты. Объявлена полная боевая готовность; угроза атаки со стороны фашистов стала реальностью. Но я в это не очень верил: вряд ли макаронники так быстро смогут провести серьёзные операции против британских войск.
Кругом ходили рабочие и прибивали, где только можно, указатели к бомбоубежищам. Самих подземных катакомб на острове было немало благодаря строительным гениям ещё рыцарей мальтийского ордена, в том числе и в Великой Гавани: несколько входов в стенах окружавших бухту фортов давали возможность жителям скрыться в случае бомбового удара фашистов по острову. Теперь над входами в бомбоубежища висели большие таблички на английском и мальтийском.
Помывшись, побрёл домой, на улицу Сент-Джонс. Всё-таки решил попрощаться с мадам Растиньяк перед нашим отплытием. Сначала зашёл на свою квартиру – соседка как обычно отсутствовала – надел белую рубашку и отправился знакомой дорогой к Надэж. К счастью, мадам Растиньяк была дома. Открыв входную дверь, она сразу узнала меня, несмотря на сумрак в коридоре.
– О, Виктор, какое счастье, что ты зашёл! – она прижала руки к груди. – Я так виновата перед тобой. Заходила к тебе, но…
– Не стоит, Надэж, – перебил её, махнув рукой. – Не принимай так близко к сердцу, я по другому поводу…