Малыш по контракту
Шрифт:
Говорю с отцом и понимаю, что Лиля слушает, встав в дверях комнаты. Очевидно, попсовая музыка волнует ее куда меньше моего разговора.
– Подскажешь время и номер? Еще лучше будет, если ты пришлешь мне все это.
– Да, конечно. Наверное, я выгляжу, как параноик, и суечусь по пустякам, отнимая у тебя время!
– Нет, Ратмир.
Голос отца звучит неожиданно мягко, с одобрением и уважением.
– Сейчас ты все правильно сделал, что рассказал мне о таких нюансах. Имея дело с такими людьми, лучше перестраховаться и проверить все еще один раз. Я сейчас же займусь этим. Рекомендую пока не высовываться. На всякий случай. Охрана следит за обстановкой,
– Хорошо. Понял. Домашний арест.
– Ратмир…
– Шутка.
– Несмешная.
– Да, сам понял, что несмешная. Буду ждать звонка.
Отложив телефон в сторону, спрашиваю у Лили:
– Позавтракаем?
– Мне нужно выйти. Я же не под домашним арестом, так?
– Увы, – развожу руками. – Есть вероятность, что опасность не миновала, а ты мне дорога безумно, поэтому остаешься здесь. Со мной.
– Послушный мальчик, Ратмир. Очень послушный. Все ради семьи… – обиженно выдает Лиля.
– Лиль, ты перегибаешь. Я не играюсь, угрозы более чем реальны. Пусть я буду лучше перестраховщиком, чем тем, кто в самый последний момент прошляпил все из-за небрежности! Тебя это тоже касается, кстати. Тебя и нашего малыша.
– Создалось впечатление, что я в комплекте с малышом, не входим в твое понятие семьи!
– Это ложное впечатление. Лиль, неужели ты так действительно думаешь? – спрашиваю ошарашенно.
– Так выглядит со стороны.
Она снова собирается уйти, ей даже удается пересечь комнату и сесть на диван рядом с ней. Лиля отодвигается подальше и переключает все свое внимание на экран. Я же не могу сосредоточиться ни на чем, кроме Лили. Думаю лишь о ней. Громкая музыка только раздражает. Не сдержавшись, я вытягиваю пульт из тонких пальцев Лили и просто выключаю телек. Лиля даже не переводит взгляд в сторону, продолжает смотреть на черный экран, погруженная в свои мысли.
– Лиль…
Ноль реакции.
На сердце многотонная тяжесть и чувство вины. Я чувствую, как вокруг шеи оплелась удавка из страха быть раскрытым основательно. Страшусь, что Лиля узнает о моих планах на нее, о самых первых и циничных. Я вспоминаю даже, как хвастался перед братьями, и едва не стону в слух: я чувствую себя кретином!
Это может всплыть.
Это всплывет. По закону подлости…
Сажусь к Лиле поближе. Отодвигаться дальше ей некуд, только спрыгивать вниз с дивана, но она этого не делает, лишь настороженно посмотрела в мою сторону и снова отвела взгляд в сторону.
– Лиль, я должен тебе кое в чем признаться. Еще минуту назад я этого не хотел, думал, скрывать до последнего, но сейчас… чувствую, что должен. Иначе это обязательно всплывет и встрянет между нами. Прошу, послушай…
Голос теряет свою уверенность, становится неузнаваемым, вибрирующим и скачущим. Даже Лилю пронимает, она с некоторым интересом смотрит мне в лицо.
– Дай мне руку.
– Боже, Ратмир. Хватит. Хватит с меня признаний на сегодня.
– Это последнее. Клянусь. Так нужно. Как пластырь.
– Значит, снова будет больно.
Лиля закрывает ладонями лицо, смахивает кончиками пальцев слезинки с ресниц.
– Я никогда не планировал семью и детей. Еще не хотел их, думал, что рано. Мысль о семье и браке подкинул мне один из приятелей после того, как отец взбесился из-за моего участия в подпольных боях и пригрозил, что, если я не возьмусь за ум, он возьмется за меня сам. На это событие накладываются события из жизни брата, Тимура Багратова. Кое-что внахлест, но сейчас не о нем,
Фигура Лили расплывается перед моими глазами. Я чуть не разрыдался от наплыва чувств к ней, от ощущения собственной вины и облегчения, что смог признаться сам.
– Это все?
Теперь нет ничего, ничего, что могло бы всплыть и испортить отношения. Ничего, кроме того, что я наворотил, разломал и успешно испортил своими руками. Мое падение в ее глазах – на уровень минус сто из ста возможных пунктов.
– Все.
Лиля отмахивается и вытирает слезы.
Глаза Лили пронизывают меня синевой насквозь, как будто в меня вливается река ее эмоций – слишком сильная и быстрая. Как устоять? Что важнее, как она еще держится?
Она сейчас такая нежная и хрупкая, до звона.
Я медленно стекаю по дивану и опускаюсь на ее колени головой, осторожно опускаю ладонь на узкие бедра. Опасаюсь резких действий, двигаюсь так, словно хожу по канату над пропастью.
– Зачем ты мне это сказал? – спрашивает глухо. – Зачем?
– Так надо, Лиль.
– Без этого признания у тебя было больше шансов, что все наладится.
– И больше возможности, что все однажды разрушится. Пусть будет сложно, я сложностей не боюсь. Прости. Мне хотелось быть честным и, будем откровенными, Лиль. Если бы я захотел морочить тебе голову дальше, стал бы признаваться в таком?
Я поднимаю взгляд на заплаканное лицо Лили. Мне хочется ее обнять и сдавить бережно, просто обнять и держать, согревая своим теплом.
– Может быть, это какая-то сложная многоходовка?
– Я в них не силен. За что получил нагоняй от отца. Думаю не тем местом. С тобой, в особенности.
– Что, членом?
– И сердцем. Теперь влюбленным в тебя. Я не врал. Не врал, пусть тебе сложно поверить. Но я не врал о чувствах к тебе.
Лиля никак не реагирует на мои последние слова, а я просто замираю, вдыхая запах ее тела. Девочка моя… Особенная во всем. Разве я знал, что можно так влюбиться и пропасть? Предугадать невозможно было. От нее просто крышу срывает и выбивает сердце из груди, насквозь изрешеченное чувствами к ней.
Проходит неизвестно сколько времени.
В полной тишине.
Слышу, как дыхание Лили становится ровнее.
Едва дышит.
Понимаю, что обессилена. Будь хоть крупица сил, хоть капелька – и она бы от меня сбежала, отхлестав меня по щекам.
Она засыпает сидя, что ли? Моя хорошая…
С удивлением понимаю, что за окном уже позднее утро. Когда Лиля хотела тайком уйти, едва начало светать. Может быть, Лиля даже толком не спала этой ночью? Ждала меня и дождалась с ворохом неприятных сюрпризов, один за другим. Осторожно поднявшись, я бережно подхватываю сонную девушку и переношу на кровать, стараясь не делать резких движений.