Малыш с Большой Протоки
Шрифт:
— Подождите, — удивился Суслов. — Следовательно, вы носили его от заимки к дороге и обратно?
— Пришлось. Нужно же было достать вещественные доказательства.
— Следовательно, в общей сложности вы прошли сегодня с таким грузом километров тридцать? Вот так наш Малыш!
Сразу после того как врач осмотрел и перевязал раненых, Суслов забрал их с собой в отряд.
— Всё будет в порядке! — сказал на прощание Ермолай Рабигу. — Врач говорит — рана твоя лёгкая. Мы ещё с тобой походим на границу!
— Кто такой этот железнодорожник? — не утерпев, полюбопытствовал Сысоев.
— Племянник покойного Гитлера! — буркнул Серов. — Разберутся, где надо.
— А тебе, Малыш, письмецо тут оставили, —
— Кто?
— Сам депутат Челябинского областного Совета, — лукаво усмехнулся Николай.
БОЙ У БОЛЬШОЙ ПРОТОКИ
Если посмотреть на это место с птичьего полёта, то взору предстанет такая картина: река, стиснутая холмами, круто сворачивает на чужую соседнюю сторону, оставляя на советской земле Большую протоку. Граница идёт дальше уже не по реке, а заросшими тайгой холмами.
Капитан Яковлев, младший сержант Серов и ефрейтор Нуриев лежали над обрывом в зарослях ивняка. Да, Ермолай стал уже сержантом, а Рабиг — ефрейтором!
Утро наступало тихое, ясное. С безымянного острова доносился шум драки, затеянной сороками; стремительно носились стрижи, оглашая воздух дружным пронзительным визгом. Заросли хорошо скрывали трёх пограничников, а им с обрыва были видны и река, и противоположный берег от излучины до мыса, за который сваливалась побледневшая луна. В голубоватом свете отчётливо выделялись узкие листья ивы. Звенели комары. Зелёные фуражки и чёрные голенища сапог превратились в серые от комариных крыльев. Шея, уши, лицо и руки покраснели и покрылись волдырями. В такое время таёжные жители не выходят из домов без дымокура или густой сетки, надетой на голову. Да ведь не пойдёшь же на охрану границы со шлейфами дыма и в затуманивающих зрение сетках! А специальный пахучий состав, которым намазались пограничники, не очень-то пугал комаров. Только ветер или ливень могли развеять их полчища, но деревья были недвижимы, а чистое июльское небо не обещало влаги.
Однако даже кровопийцы-комары не могли испортить в это утро хорошего настроения. Накануне Ермолай получил сразу несколько писем: два из Ивановки — от отца и старого учителя Фёдора Ильича, с Северного флота — от Антона Курочкина, от Бориса Пахомова из Павловки и из Челябинска от Нины Долгих. Чего греха таить — первым хотелось прочесть Нинино письмо, и всё же Ермолай удержался и отложил его напоследок.
Отец сообщал такие новости, что не сразу даже поверилось.
В сельском клубе показывали на днях перед «Повестью пламенных лет» кинохронику о лётчиках: как они живут, учатся, готовятся к полётам в заоблачные выси. Все, кто сидел в зрительном зале, с великим удивлением узнали в лётчике-инструкторе Се-рёгу Варламова, своего бывшего колхозного шофёра. Того самого балагура Серёжку, который ловко управлялся с автомашиной, лихо пел под гармошку частушки, неплохо стоял в воротах футбольной команды и считался в районе хорошим секретарём комсомольской организации, — да мало ли таких колхозных ребят! Верно — в армии он выучился на лётчика-истребителя, но кто бы мог подумать, что он сам станет учить будущих лётчиков.
Вторая новость касалась семьи: сестрёнка Маруся собирается выходить замуж. Жених — известный Ермолаю Никита Бауков. Прошлой осенью Никита вернулся из армии механиком и сейчас заведует колхозными мастерскими. Мария хлопочет на птицеферме. Совет им да любовь! Намеревались сыграть свадьбу летом, но отложили. Такой нынче богатый урожай — не до гуляний, поспеть бы управиться с уборкой.
«И мать наша, Марфа Васильевна, — заключал отец, — категорически сказала, что без тебя свадьба не в свадьбу. Ведь тебе, Ермоша, по осени домой!»
Подумать только, Маруся — невеста! А давно ли под стол пешком ходила! Алёнка — и с ней не шути — в третьем классе! Нарисовала
Старый учитель тоже упоминал Серёгу Варламова: «Будет замечательно, если наш Серёжа добьётся ещё больших успехов в авиации, дело это великое! Однако нельзя забывать и о делах земных, о нашем великом строительстве. Вашему поколению предстоит осваивать не одно околосолнечное пространство, а и по-настоящему проникнуть в глубь земных недр, стать хозяевами несметных богатств морей и океанов».
Мудрый, добрый Фёдор Ильич! Как деликатно он объяснил, что в шахматной задаче, сочинённой Ермолаем, не одно решение, а целых три.
Распечатав конверт с почтовым штемпелем «Павловка», Ермолай не сразу вспомнил, кто же такой Борис Пахомов, чьё имя и фамилия были обозначены на обратном адресе. «Ба! Да ведь это же тот самый паренёк, которого довелось спасать во время лесного пожара!» С грамматикой у Бориса не всё пока ладно — вместо «товарищ» пишет «товаришч», но тут нечему и удивляться: родители-староверы до восемнадцати лет не пускали парня в школу. Удивительно другое — за два года вчерашний сектант стал трактористом, окончил школу колхозных механизаторов, вступил в комсомол.
«А для вас товарищ Серов в благодарность пишу мой стих, — старательно выводил каждую букву Борис Пахомов.—
Тайга огнём грозила Хотела сжечь меня Но есть другая сила Она меня спасла. Зовут ту силу дружбой Она всего сильней. Я с помощью той дружбы Стал равным средь людей».
Не беда, что Борис плохо ещё знаком с грамматикой, — познакомится!
И про своего младшего братишку Варсонофия не забыл написать Борис: Варсонофий (сразу и не выговоришь, какие имена давали староверы) — ученик, пионер. До чего же приятно и радостно знать, что ты помог людям…
Антон Курочкин, по своему обыкновению, прислал фотокарточки: вот Антон старшина первой статьи, вот он делает стойку на турнике, вот Антон на набережной города Осло: «Ходили с дружеским визитом в Норвегию!»
Прислала свою фотокарточку и Нина Долгих. Курносая, востроглазая, а на блузке орден «Знак почёта». «Мы ждём вас к нам на тракторный. Обязательно приезжайте!» — приглашала Нина. Славная девушка Нина! Только куда же ехать Ермолаю? Его ведь и в Ивановке ждут не дождутся.
Вчера на заставу приехал новый заместитель на-чальника по политической части, старший лейтенант Воронько. Он и привёз из отряда полную сумку писе.м. И во всех письмах — счастливые вести. Мария Петровна Яковлева получила сообщение из заочного пединститута о том, что она допущена к защите диплома; родные Рабига с гордостью сообщали, что его старший брат Керим — знатный башкирский нефтяник— награждён орденом Ленина; Анатолий Сысоев весь расцвёл, засиял, узнав из письма о полном выздоровлении сестрёнки. (На радостях Ермолай тут же простил Сысоеву все его прошлые выходки.) Больше всех, кажется, радовался старшина Петеков. Конечно, он не плясал от радости, не показывал всем, как Ра-биг, своего письма, но серые глаза его прямо-таки светились, и нос смешно морщился. Даже румянец проступал на бледном лице.
Коле Ивлеву каким-то образом удалось узнать, что, оказывается, осенью к старшине приедет невеста из Архангельска и ему обещают квартиру в новом доме, построенном неподалёку от казармы. «У Петекова есть невеста?» — Ермолай от изумления даже рот раскрыл. А вообще-то «сухаря» Петекова давно уже не существует в воображении Ермолая. И он рад за парторга…
Ермолай задумался, отгоняя веточкой назойливых комаров, и не сразу почувствовал, что капитан Яковлев тронул его за локоть.
— Товарищ сержант, посмотрите, что происходит на сопредельной стороне в кустах у пяти отдельно стоящих берёз. У вас глаз зорче. По-моему, там всадники. — И он протянул Серову бинокль.