Малюта Скуратов. Вельможный кат
Шрифт:
В полдень опричники во главе с Малютой вломились во двор князя, вытащили его на крыльцо и сбросили вниз, на землю. Малюта выхватил знакомую всей столице турецкую саблю и снес не колеблясь защитнику отечества голову.
— Пресветлый государь велел казнить изменника, — сказал он громко.
Даже видавшие виды опричники застыли не то от ужаса, не то от удивления. Болотов, участвовавший в налете, так же поступил с племянником князя. Оболенских надолго устранили из политической жизни России. Июль вообще дал обильную и кровавую жатву. Убийство князя Серебряного вселило неуверенность в каждого жителя Москвы. Никто не чувствовал себя в безопасности. Если Малюта без тени сомнения и жалости расправился с почитаемым воеводой, не раз рисковавшим жизнью ради спасения родины, то что может ждать обыкновенного человека?! Бояре покрепче заперлись в домах и носа не высовывали на
— Мои шпики слух распустили, пресветлый государь! — похвастался царю Малюта. — Каждый дрожать должен. За каждым что-то есть!
— А за тобой? — спросил царь и не получил ответа.
Поганая лужа
Китай-город напоминал хорошо укрепленную фортецию. Его обнесли стеной из бугристого камня, в которой зияли глубокие бойницы. Башни придавали Китай-городу непобедимый и угрожающий вид. В последней декаде июля опричники оцепили Поганую лужу, не пропуская на площадь никого. Маневры кремлевских преторианцев и постоянные наезды Малюты увеличивали страх беззащитных перед царем москвичей. Торговцы постепенно исчезли с рыночной площади. Лавки они бросали незапертыми. И вот день настал. Иоанн поутру прискакал на Поганую лужу в полном боевом облачении. Вооруженный до зубов отряд черных кромешников сопровождал его и свиту. Рядом с Иоанном гарцевал на горячем жеребце царевич Иван, опоясанный мечом и с рыцарским, трофейным, копьем в руке. Жесткий характером и чем-то смахивающий на отца, он вовсе не выглядел удрученным или взволнованным предстоящей экзекуцией. Осмотрев приготовленное, Иоанн остался доволен. Вызывало удивление лишь отсутствие зрителей.
— Где народ мой? — спросил царь у Малюты.
— Гнева твоего, пресветлый государь, убоялся.
— Пошли объявить, что я сложил с них свой гнев.
Малюта отправил глашатаев в разные концы Москвы. Однако помогло плохо. К Поганой луже народ по-прежнему не спешил. Слухи, пущенные Малютиными шпиками, оказались сильнее царского посула, и бояре, и посадские, и простой люд не желали попасть в переделку. Печальная судьба изничтоженных новгородцев стояла перед глазами. Помаявшись в одиночестве, Иоанн решил лично обратиться к жителям, укрывшимся в своих домах. Он проехал по главным улицам с одной и той же речью:
— Московский народ! Я покарал только изменников и предателей, воров и разбойников, запускавших руку в государственную казну. Смерть мученическую примут лишь те, кто пожелал привести на русскую землю поляков и литовцев, татар и турок. Ответствуйте мне: прав ли суд мой?
Могучий громыхающий голос царя оказал действие. Робость у обывателей если не исчезла совсем, то немного ослабела, и сперва женщины, а за ними и мужчины пошли к месту казни. Там уже топталось до трех сотен арестантов в железах, пригнанных опричниками. Земцы во главе с боярами и богатыми посадскими держались кучно, готовые вот-вот разбежаться, еще до конца не уверовав в то, что пообещал Иоанн. Он все-таки не ожидал подобной реакции со стороны горожан, хотя Малюта доносил:
— Дрожат, аки псы в мороз. У каждого рыльце в пушку. Милостив ты, пресветлый государь! Но благодарности, особенно от бояр, не дождешься. Вели пометать их в реку. Она тут глубока — ни один не уйдет. Лучше десятерых невинных утопить, чем единого изменника упустить.
Так считал, между прочим, и Алексей Данилович Басманов. Он сформулировал главную юридическую мысль опричнины, призывая опричных судей ею руководствоваться.
— Ты — владыка, пресветлый государь, как укажешь, так и состряпаем. Как пожелаешь, так и сотворим, — не уставал повторять Малюта.
Шеф опричнины действительно оказался первым в кремлевском курятнике, но всегда держался позади царя на две лошадиные головы и ждал, пока кивком или взмахом руки позовут. Он давно овладел многослойным искусством придворного, не гнушаясь никакой работой. Иногда отодвинет деликатно постельничего — случалось и самого Дмитрия Годунова — и сапоги с ног Иоанновых снимет легко и аккуратно, совершенно нечувствительно для ног государя, который часто жаловался на боли в щиколотках и коленях. Край одежды не упускал поцеловать, а иные пренебрегали старинным обрядом, возбуждая тем в душе Иоанна подозрительность. Взора Малюта не отводил от государевых очей, смотрел не мигая, позволяя Иоанну заглянуть в самую душу. А упрямые земцы взирали исподлобья, недобро, губами шевелили, телом сжимались, выказывая надменным видом пренебрежение к словам и поступкам царя. Малюта даже дома, сидя на лавке в обнимку с женой Прасковьей, никогда на него не жаловался, никогда не осуждал, хотя внутри себя нередко и долго носил обиду. Давно он мечтал получить поместье в Водской пятине и хвалил тот край не единожды. А царь — ни в какую, веком набрякшим не моргнул, пропускал намеки мимо ушей. Это как понимать и как к этому относиться? Малюта относился правильно. И не лез с советами и просьбами. Советы и просьбы Иоанн не любил и почти всегда с порога отвергал. В занятой позиции опала сама тебя обойдет, ибо русский царь справедлив и за преданность щедро платит.
Иоанн всегда ощущал тонкость в неожиданно сложившейся ситуации. Чтобы казнь еще больше устрашила, надо кого-нибудь — пусть и большую часть осужденных — отпустить на свободу. Жить любому хочется, и люди сообразят, что у них есть выбор. Обращаясь к земцам, Иоанн, не советуясь нисколько с Малютой, громко и внятно объявил:
— Прощаю тех, кто ждет справедливой кары по правую мою руку.
Он заранее распорядился отделить до двухсот узников от прочих, поставленных поближе к кольям, причину никому не объяснив. Малюта давно привык к Иоанновой непредсказуемости и постоянно находился в готовности исполнить самое загадочное повеление. Счастливчиков тут же отрезали от тех, кому не повезло и кто сумрачно ожидал своей тягчайшей участи.
— Возьмите, бояре, этих людей. — И царь махнул плетью на вольных. — Дарю их вам! Принимайте и уводите с собою. Гнев с них слагаю, и опалы на вас никакой не будет. Не имею никакого суда над ними.
Обрадованная земщина, тут же приняла к себе раскованных, которые немедля покинули рыночную площадь. Иоанн опять повторил слова, произнесенные им неоднократно на улицах столицы:
— Народ! Увидишь ты сейчас муки и гибель, но караю изменников! Ответствуй: прав ли суд мой?
— Да живет многие лета государь великий! — раздалось в ответ.
— Да погибнут изменники!
— Живи, преблагий царь!
— Ты хорошо делаешь, что наказуешь изменников по делам их!
Пока шли последние приготовления к казни, Малюта велел выяснить, куда поместили помилованных, памятуя по опыту, что царь, быть может, не всех, кому сохранил жизнь, отпустит бесповоротно.
Первым к кольям и бревнам подтолкнули печатника Висковатова. Сорвав изодранные и окровавленные тюремные одежды, опричники привязали Ивана Михайловича, будто распяли на кресте. Один из братьев Щелкаловых, быстро набиравших силу, дьяк Василий, начал по свитку вычитывать вины печатника, признание которых Малюте не удалось вырвать и в застенке:
— Иван, секретарь великого князя, вероломный — вероломно и поступил! Именно он написал королю польскому, обещая ему передать крепость Новгородскую и Псковскую. Это первый знак твоего вероломства и обмана! — И Василий Щелкалов, оторвавшись от свитка, вздернул свитую толстую плеть, висевшую на запястье, и хватил печатника по макушке. Кровь залила лицо Висковатого. И хоть шеф опричнины сам готовил казнь на Поганой луже, он только в ту минуту осознал, что царь велел Щелкалову провести экзекуцию с особой жестокостью. И не ошибся.