Мама мыла раму
Шрифт:
— Размазня! — кинула Ксения.
— А говорила, что не любишь Чехова… — заметила Юля.
— Тварь! — процедил Денис.
Юля вздрогнула.
— Вот они твои бедные люди, маленькие человеки, твари дрожащие! — выпалил Денис.
— То-то меня за твое сочинение вызывали в школу… — напомнила Юля.
— Вызывали! — кивнул Денис. — А я все равно остался при своем мнении!
— А по-моему, — встряла Ксения, — люди делятся только на москвичей и всех остальных.
Юля улыбнулась:
— И, разумеется, «на всех московских есть особый отпечаток»?
— Представь
— Я никогда не считала Фамусова дураком, — пожала плечами Юля.
— Так то — ты, — резко сказала Ксения, — ты же не настоящий учитель: ты косила под учителя, как теперь косишь под няню… А между прочим, — как с горки неслась Ксения, — если бы провинциал Молчалин не связался с домработницей…
— Горничной, — поправила Юля.
— …с этой бедной Лизой, — неслась Ксения, — а трахнул Софью, то получил бы всё. А Чацкий, — Ксения перевела дыхание, — лох, неудачник: коренной москвич, а всё потерял.
— Молчалин тоже всё потерял, — возразила Юля. — Так в чем разница?
— Разница в том, — бросила Ксения, — что москвич, вопреки мнению Булгакова, теряя всё, кричит не «Квартиру мне! Квартиру!» — а «Карету мне! Карету!..»
Юля усмехнулась и, повернувшись к сыну, спросила:
— А по-твоему, люди таки делятся на маленьких и великих?
— По-моему, — в упор глядя на мать, сказал Денис, — люди делятся на действительно маленьких, как, например, Шура, и тех кто под маленьких косит…
— Как, например, я? — сузила глаза Юля.
— Как, например, ты, — бросил Денис и, помолчав, добавил: — Вот объясни, зачем ты, известный поэт, сначала пошла работать учительницей, а потом вообще няней… Что ты хочешь этим доказать?
Юля встала и прошлась по комнате.
— Просто мне вдруг показалось, что мои стихи никому не нужны… — Она закурила. — И я решила, что чем писать свои, лучше учить чужим — и пошла в школу. А тут нагрянул ЕГЭ и ничьи стихи стали не нужны… — Юля выпустила дым. — А в качестве няни я по крайней мере читаю детям Пушкина… — и добавила, что, может быть, в том, чтобы быть Ариной Родионовной — в наши дни — больше смысла, чем в том, чтобы быть поэтом.
— Брось ты! — резко сказал Денис. — Ведь внутри ты по-прежнему считаешь себя поэтом!
И Юля вдруг расплакалась и побежала к двери, а Денис крикнул вслед, что это просто гордыня, а Ксения всхлипнула: «Бедная мама!»
И Денис внимательно посмотрел на сестру и хлопнул себя по лбу, что я только сейчас понял, что «бедные», по Достоевскому, это не те, у кого нет денег, а «несчастные»!
— И что? — не поняла Ксения.
— А то, — Денис прошелся по комнате, — что, значит, люди вообще никак не делятся.
Игорь позвонил в дверь. Открыла Шура.
— Всё в порядке, — хмуро сказал Игорь, проходя в комнату.
Шура промолчала.
— Мы подали заявление, — продолжал Игорь, не глядя на нее. — Через месяц развод.
А потом мы с тобой распишемся и…
Шура рассмеялась.
— Ты
— Эх, вы! — Шура уперла руки в боки. — Москвичи!
— Да что с тобой! — прикрикнул Игорь.
— Неужели ты думаешь, — Шура в упор посмотрела на Игоря, — я не понимаю, что ты сошелся со мной только из ревности, когда в марте снова появился этот ее… Борис!
Игорь поднял на Шуру глаза.
— Домработницы знают про своих хозяев гораздо больше, чем те думают, — пояснила Шура.
— «Мастер и Маргарита»? — усмехнулся Игорь.
Шура кивнула.
— И неужели ты думаешь, что я бы вас развела, вышла за тебя замуж, прописалась в твоей квартире…
— Но зачем тогда ты всего этого требовала? — закричал Игорь.
— А я ставила эксперимент, — усмехнулась Шура. — Хотела посмотреть, насколько больно ты захочешь ей сделать. — Шура сделала паузу: — То есть насколько сильно ты ее любишь!
— Посмотрела? — задыхаясь, спросил Игорь.
— Посмотрела… — спокойно ответила Шура.
— Ну и как?
— Сильно, — так же спокойно ответила Шура.
Игорь прошелся по комнате.
— А она любит его!
Шура покачала головой.
— Да откуда тебе знать! — закричал Игорь.
А Шура подошла к столу, выдвинула ящик, вытащила листок бумаги и прочитала:
Я думала, что я люблю другого, что он мой свет в окошке и судьба, что он и плоть, и кровь моя, и слово… А оказалось я люблю тебя. Я не была из правильных и строгих: мол, Бог простит, и это ничего… Я думала, что я любила многих, а я тебя любила одного.Шура отложила листок:
— Тетрадь была открыта, и я списала…
— А почему ты думаешь, что это… мне? — тихо спросил Игорь.
— Там в верхнем углу стояла буква «И».
— И… всё? — уточнил Игорь.
— И точка, — ответила Шура.
Игорь опустился на диван и обхватил голову руками. Потом посмотрел на Шуру.
— И что теперь?
Шура пожала плечами.
— Моя Зарина замуж выходит. За директора «Икеи», где она рекламки раздавала, — Шура усмехнулась. — Он и Мохаммата обещался пристроить…
— Прямо как в сказке, — тряхнул головой Игорь. — А ты?
— А я возвращаюсь домой, — Шура помолчала. — У матери рак…
Игорь еще издали увидел Юлю с тремя детьми. Они сидели на скамейке, и Юля держала на коленях книжку. Игорь подошел поближе и прислонился к дереву.
Ничего не сказала рыбка, —читала Юля, —
Лишь хвостом по воде плеснула И ушла в глубокое море…