Мама по принуждению

Черно Адалин

— Вы видели, чтобы девочка гуляла?

— Я ее вообще не видела, — Елена Эдуардовна пожимает плечами. — У них свое расписание, наверное.

— Расписание?

— Когда я устраивалась на работу, мне сказали, что у нас немного позже будет расписание, но его пока не принесли.

— Мы будем гулять по времени? — не верю своим ушам.

— Наверное. Я не знаю ничего, Ангелина. И говорю вам то, что сама знаю.

Увлеченная желанием поговорить с бывшим мужем, я совершенно не подумала о том, что было бы неплохо поговорить с Адамом и

расспросить его о дурацких правилах и расписаниях. Я не хочу жить по часам, ложиться спать строго в девять, вставать в семь, завтракать в девять, а ходить на прогулку, когда скажут. Я так не привыкла и не собираюсь привыкать. И если так живет его дочь, не удивительно, что ей мерещится непонятно что.

Глава 12

— Ну тише, тише, маленький, — я второй час пытаюсь успокоить Родиона, который никак не может уснуть.

Молока в груди, на удивление, достаточно, но он все плачет и плачет, а у меня опускаются руки и слипаются глаза. Прошлая бессонная ночь дает о себе знать дрожью в руках, головной болью и звоном в ушах. Я так хочу спать, что в конец просто не выдерживаю: укладываю Родиона в кроватку и начинаю укачивать там, напевая.

Крик не стихает. Он усиливается. Лекарство от колик я ему уже дала, отведенную дозировку снова можно будет дать только спустя часа два. И это пугает меня. Я не знаю, что с Родионом и почему он так сильно плачет. Ножки он, вроде бы, не поджимает, но все время дергается и будто пытается избавиться от пеленок. Но так он только будит себя.

Я начинаю засыпать под его крики. Одной рукой качаю коляску и начинаю дремать. Вздрагиваю от звука открываемой и закрываемой двери. Вскакиваю на кровати и первое время пытаюсь разлепить глаза. Когда это мне, наконец, удается, вижу перед собой Адама с Родионом на руках. Он перекладывает сына на пеленальный столик и начинает снимать с него пеленки.

— Стой, не нужно. Он себя разбудит!

— Он поэтому и плачет, — Адам пожимает плечами. — Давай я запеленаю тебя в простынь и скажу — спи!

Мой мозг отказывается воспринимать ситуацию, потому что добрая его половина просто спит. Дрыхнет! Не хочет работать и качать кровь.

Адам медленно стаскивает с сына пеленки, ползунки, меняет памперс, а после берет на руки и носит по комнате, что-то рассказывая тихим голосом.

— Ну что ты сидишь? — он поворачивается ко мне. — Спи, я побуду с ним.

— Но…

— Тебе поспать нужно, Ангелина. Няню на ночь ты оставлять не захотела, а сама сваливаешься с ног. Ложись, я побуду с сыном. Тем более в моих руках он не плачет!

А и правда, Родион замолкает и, кажется, даже начинает засыпать. Неужели действительно нужно было его только распеленать и дать свободу ручкам и ножкам? Я не хочу больше думать, откидываюсь на кровать и закрываю глаза. Лишь бы Родион больше не плакал… лишь бы не плакал.

Кажется, моя мечта сбылась, потому что просыпаюсь я только утром. В окно ярко светит солнце, я раскидываю руки на кровати и смотрю в потолок, а потом подрываюсь, как сумасшедшая, и замечаю, что ни кроватки, ни Родиона нет.

Прямо в ночнушке, не надев даже тапочек, вылетаю в коридор,

осматриваюсь и иду к дверям, расположенным рядом с моей комнатой. Если Адам слышал крик малыша, значит, его спальня должна быть где-то рядом.

Так и выходит.

Я нахожу их спящими на большой кровати.

Адам спит, уткнувшись в подушку, а Родион размещен рядом, но в детской люльке. Мужчина не позволил себе оставить малыша просто на постели. Они оба спят. Я подхожу ближе, заглядываю в люльку. Сын спит без соски: с улыбкой на лице и бутылочкой, видимо от смеси, рядом. На моем лице появляется улыбка. Я умиляюсь такой картине.

От осознания, что Адам не стал меня будить, сам покормил малыша, мне становится как-то тепло на душе. Обо мне подумали, позаботились, дали отдохнуть, значит, я смогу поговорить с ним и попросить объяснений? Это дает мне маленькую каплю надежды на адекватность мужчины.

Видимо, Родион ночью вновь начал плакать, а потому Адам забрал его к себе. И только сейчас им обоим удалось уснуть? Я тяну мягкую люльку на край и, подхватыв ее, уже собираюсь забрать Родиона, но вдруг натыкаюсь на пристальный, внимательный взгляд хозяина дома.

— Оставь сына… — его тон звучит, как приказ, но, смягчившись, Адам добавляет: — Пожалуйста.

Я замираю.

Внутри меня борется два человека: мать, понимающая, что Адам хочет провести время с сыном и женщина, которую обидели и насильно лишили семьи. Я колеблюсь. Не знаю, как поступить правильно. Оставить Родиона и уйти? Оставить и посидеть рядом с ними спящими, или настоять на своем и забрать сына?

— Ангелина, пожалуйста, он мой сын, я не сделаю ему плохого.

И смотрит так, что я опускаю люльку обратно и даже пододвигаю ее к мужчине ближе. Топчусь на месте, не зная, лучше уйти, или остаться и, наконец, делаю шаги в направлении двери. Адам прав. Он отец, и он не сделает Родиону ничего плохого. Если бы хотел, уже бы сделал, а он его переодел, покормил и…

— Останься, — вдруг слышу в спину. — Кровать широкая, ложись по ту сторону люльки, — он замолкает, а я замираю. — Я же вижу, ты боишься оставлять сына со мной. Не уходи.

“— Не уходи, Ангелина, останься! — голос Тимура эхом отзывается в голове.

— Не могу. Она моя сестра. Я не могу ее предать! — а это я… давным-давно.

Так давно, что уже и забылось.”

Хочется сжать голову ладонями так сильно, как это вообще возможно, лишь бы прогнать эти воспоминания оттуда. Вычленить, убрать, забыть о них. Почему, почему, почему сейчас? Что в этом мужчине такого, что я вспоминаю? Голос, тон? Всё ведь другое? Или я забыла, каким был Тимур?

Я поворачиваюсь.

Бросаю взгляд на Адама. У него даже цвет глаз другой, не такой, как у Тимура. Они у него зеленые, не голубые.

Адам двигается чуть к краю, пододвигает к себе Родиона и освобождает место для меня. Нерешительность и страх сосредотачиваются во мне. Что делать? Уйти, или остаться? Я действительно не хочу оставлять сына, но лечь в одну кровать к мужчине, который фактически меня купил, тоже не желаю.

Глава 13