Мама, я рокера люблю!
Шрифт:
– Наверное, - Том сел рядом, обнимая меня. – Наверное, мы с тобой два безумца, проклятые Богом.
– Не говори так! У проклятых Богом не может быть такого сумасшедшего счастья, что удалось познать нам. А я никогда не была так счастлива, как в этот наш месяц с обетом молчания. Может, все остальное было платой за это счастье? Да, она оказалась высока, но не нам определять ее размеры. Я впервые в жизни была счастлива в любви. Впервые в жизни я полюбила человека, который существует в реальности, а не в моих мечтах. Сколько раз я влюблялась в абсолютно нереальных личностей. Ты ведь тоже поначалу был выдумкой – образ с экрана и дорисовки моей фантазии.
– А потом с ужасом осознаешь, что в реальности прекрасный принц оказался чудовищем, - криво усмехнулся Том.
– Никогда в жизни! – горячо воскликнула я.
– Мне такое даже в голову не приходило! Или все-таки приходило?
– Ну-ка? – хитро посмотрел он на меня.
– Нет, знаешь, как бы я на тебя не злилась, я ни разу не пожалела о нашем знакомстве и о том, что между нами было. Ты считаешь меня ненормальной?
– Нет, я считаю тебя самой лучшей, самым лучшим из того, что случалось в последнее время в моей жизни.
– Спасибо, - скромно потупила я глаза, не ожидая от него подобного признания. – И никогда, слышишь, никогда не смей называть себя чудовищем.
– Хорошо, договорились, - пожал он плечами.
– Откуда вообще эта страсть к самоуничижению? Кто вбил тебе в голову, что ты грязное похотливое животное, чудовище? Кто тебе это наговорил? Уж не твоя ли мать? Ты никогда не рассказывал мне о ней, почему? Я знаю, что она жива.
– Видишь ли, - Том встал с кровати и подошел к окну. – У нас на Западе дети не так близки с родителями, как у вас, в России. И уйдя в ранней юности из дома, многие поддерживают связь с родными лишь по телефону или навещают их по праздникам и выходным.
– А ты навещаешь свою мать?
– Я не хочу это обсуждать, - отрезал Том, и я поняла, что бесполезно пытаться вытрясти из него еще хоть что-то.
– И чего же ты хочешь? – спросила я с унынием – Том отказывался окончательно разрушить стену тайн и недомолвок между нами, и это не внушало мне оптимизма.
– Чего я хочу? – он подошел к кровати, сел на корточки и, глядя на меня снизу вверх, проговорил:
– Я хочу забыть все обиды и боль, терзавшую нас в прошлом. Я хочу, чтобы ты простила меня и вернулась к нам в группу, хочу, чтобы в нашей жизни было еще много таких прекрасных моментов, о которых, как ты сказала, тебе было приятно вспоминать даже тогда, когда одно мое имя вызывало у тебя отвращение. Я хочу просыпаться вместе с тобой, хочу видеть со сцены твои глаза, когда стою у микрофона. Хочу, чтобы однажды ты все-таки произвела на свет нашего с тобой ребенка. Хочу всегда видеть тебя и слышать твой голос. Хочу бурно ссориться с тобой, чтобы завершать это еще более бурным примирением. Хочу тебя. Всю. Без остатка. Понимаю, что может быть это слишком много для такого недостойного типа, как я. Но ты ведь спросила, чего я хочу. А хотеть мне никто не может запретить.
– Никто, - пробормотала я, внезапно севшим голосом. В дамских романах пишут, что голос садится от страсти. Со мной это скорее случилось от изумления. Даже в самых смелых мечтах я не могла представить себе подобного.
– А если я прощу? Если я возьму и останусь? И вернусь к работе в группе? И буду все время маячить у тебя перед глазами, с утра и до вечера? А потом возьму и рожу тебе кого-нибудь?
– Роди! Маячь! Оставайся! – Том встал с пола, сел на кровать и, с силой прижав меня к груди, начал целовать, спускаясь губами
Я лишь застонала в ответ и обхватила его за шею, как утопающий хватается за соломинку. Похоже, мне действительно придется задержаться в Лондоне. И в постели. Мы не вылезали из нее до самого утра.
========== Глава 34 ==========
15 июня
А утром я проснулась из-за того, что вместо тепла Тома, которое я ощущала всю ночь, я почувствовала холод и пустоту. «Наверное, готовит мне завтрак в постель», - размечталась я, зажмурилась от удовольствия, потянулась и тут же наткнулась на колючий взгляд его холодных серых глаз. Куда делся вчерашний нежный Том? Или все это мне приснилось? Или он был пьян и обкурен в тот момент, когда говорил мне о любви? Но нельзя же находиться под кайфом целые сутки и при этом вытворять в постели такое, что делал он? Я села в кровати и натянула одеяло до самой шеи, физически ощущая холод, которым веяло от всей его фигуры.
Том же сидел в кресле и словно невзначай размахивал каким-то исписанным листом бумаги.
– Что-то случилось? – сглотнув, спросила я.
– Это я у тебя хотел спросить. Узнаёшь? – и с этими словами он встал, подошел к кровати и, держа пальцами, всё тот же листок бумаги, брезгливо опустил его передо мной на одеяло, словно это было какое-то мерзкое насекомое. Это было мое прощальное письмо, которое я собиралась сегодня бросить в ящик перед отлетом в Москву.
– Это письмо, - выдохнула я.
– Вижу, что письмо. И когда же я должен был его получить? Когда ты собиралась поставить меня в известность о своем отъезде? Когда вполне насладишься моим унижением?
– Оно было написано до того…
– Вижу, что до того. Это тоже было куплено до того, - и на письмо опустился билет на самолет. – Браво! Ты так убедительно стонала! Надеюсь, я сумел доставить тебе наслаждение. Теперь в твоей копилке будет еще больше хороших воспоминаний о наших встречах. Ты ведь так любишь их, больше чем реальную жизнь. Счастливого пути.
И с этими словами он вышел из комнаты.
– Нет, Том, подожди! – закричала я, выскочила из постели, кутаясь в простыню, но запуталась в ней и грохнулась на пол, по пути ударившись бровью о тумбочку. Я услышала, как внизу громко хлопнула дверь подъезда, и громко разрыдалась от боли и обиды.
Всё кончено! Больше ничего нельзя исправить. Я даже не знаю, где его искать. Мобильный он сменил, дома я его могу и не застать. Мне больше не было места ни в Лондоне, ни в его жизни. Мой самолет улетает в три часа, а у меня даже не собран чемодан. Я посмотрела на часы и заметила, что вижу лишь одним глазом – второй начал заплывать, разбитая бровь адски болела, кровоточила и опухала. Я заковыляла к холодильнику, чтобы остановить этот процесс. Набрав в пакет побольше льда и приложив его к ушибленному месту, я стала собирать вещи, благо у меня в запасе было еще пять часов.
В общем, к часу дня я имела: бывший бойфренд, не желающий меня знать – одна штука, огромный, набитый до отказа чемодан – три штуки, подбитый глаз – одна штука, вывихнутая лодыжка и распухшее от слез лицо – всё по одной штуке. А мне еще надо было возвращать ключ миссис Бэгфилд.
И в это время в дверь позвонили. Мое сердце бешено заколотилось при мысли о том, что это он, Том, одумался и пришел ко мне. Не спрашивая, кто там, я распахнула дверь и увидела перед собой две арабские физиономии бандитского вида.