Мама знает лучше
Шрифт:
Конференц-зал снова погружается в тишину. Сын и мать смотрят друг другу в глаза. Она — «ты такое разочарование». Он — «что, твою мать, происходит?!». Настя…есть же еще Настя! Сидит, вцепившись в стол. Бесится. Меня готова придушить. Но, знаете, чего в ней нет? Боли. Банально задетое эго, не больше.
Жаль.
Мне бы хотелось сделать ей также больно, как она мне тогда.
— Бай-бай, киса, — с усмешкой шепчу, — Как у братика дела?
— СУКА!
Ну, собственно, то, чего я и хотела. Вскакивает, хватает стакан, замахивается им в мою сторону.
А я смеюсь…
— Чего ты так переживаешь? За семью? Или за деньги? Которых больше нет?
— Я ТЕБЯ УБЬЮ!!!
— Выведи ее!
— Нет! — рычу в ответ на стальной голос Антонины Суковны, — Она останется сидеть! Место, твою мать!
Адская семейка застывает и смотрит на меня широко распахнутыми глазами.
Кажется, это мои генеральские гены о себе дают знать? Наверно, я бы сама содрогнулась, услышь такой голос и тон.
Ха!
Почти забавно…
— Вы все останетесь здесь! Потому что мы еще…охо-хо, мы не закончили! Усади свою суку в кресло, Быков!
Настя опускается сама, а потом закрывает лицо руками и начинает громко выть. Зрелище премерзкое.
Медленно перевяжу взгляд на Антонину и ухмыляюсь.
— И я была дерьмом, а она супер, значит? Баба, которая не может держать себя в руках? Хм…знаете? Думаю, сейчас вы жалеете о многих своих решениях, Антонина Алексеевна. Но мама же знает лучше, так?
— Мам, о чем она? — низко спрашивает Алексей, но его мать молчит.
Она смотрит мне в глаза и не шевелится. А я еще раз усмехаюсь и усаживаюсь обратно в кресло.
Киваю.
— Я хочу денег. Вы, наверно, помните, мама…Хотя постойте. Какая мама? Мне так к вам никогда нельзя было обращаться…впрочем, неважно. Кто былое вспомнит, да? В этом смысла нет. А вот в крупной сумме — еще как. Она отлично заткнет три дыры от удара ножом. И в Сэме, и в моей спине.
— Ты украла все деньги с наших счетов! Тебе мало?! — истерично визжит Настя, открывает рот, чтобы еще что-то добавить, но на этот раз Антонина осаждает ее жестко.
— Сука, закрой свой рот! — рявкает, стреляет в нее убийственным взглядом, отчего девчонка становится белее стены за своей спиной.
Да, мама бывает жестокой, малышка. Вот так.
— На последней странице. Крупным шрифтом. Стоимость моего молчания, — перебиваю их гляделки, а когда бывшая свекровь резко смотрит на меня, отгибаюсь, кладу ноги на стол и жму плечами, — Перейдите по ссылке, Антонина Алексеевна. Я подожду.
Она быстро пролистывает до нужного места и снова застывает. Я хмыкаю.
— Да, сумма внушительная, но вы же помните, наверно, да? Я нагуляла ребенка. Дети в наше время — дорогое удовольствие.
От моих слов она вздрагивает, как от пощечины.
Я смотрю на нее взглядом «да, сука старая, у тебя есть внук, но ты никогда к нему и близко не подойдешь».
— Он у меня милый мальчик, кстати. Несмотря на сомнительные гены.
— О чем она говорит! — Алексей резко вскакивает и повышает голос до крика.
Дышит тяжело и часто. Волнуется. Сжимает и разжимает кулаки, смотрит на мать.
Она на меня.
Настя слилась с креслом. Непорядок…
— И я хочу еще кое-чего, дорогая Антонина Алексеевна. Еще одного признания.
Свекровь бледнеет.
— Да, мне нужно еще одно признание. Скажите ему! Немедленно. Все, что тогда произошло. Скажите! — тоже повышаю голос до крика, — Как он на самом деле оказался с Настюшенькой в том домике! Как все это произошло! Не скажете?! Всю информацию получит следственный комитет сегодня же! Попробуете сделать со мной что-то?! Напоминаю. Мой отец — генерал! А за забором меня ждет группа быстрого реагирования! Если со мной что-то случится, вам не прожить и до конца дня! Говори! — резко подаюсь на нее и ору, — Старая сука, говори! Как все было на самом деле! И кто в этом был замешан!
— Хорошо!
Очередная пауза, и новый взрыв напряжения окутывает конференц-зал. Антонина медленно переводит взгляд на Лешу, проглатывает ком в горле и шепчет.
— Аурелия тебе никогда не изменяла. Все видео, фотографии, показания — моих рук дело, сынок. Настя тоже помогала. Она тебя обрабатывала...
Леша дергается так, будто его ударили в грудь ногой.
Отступает от нее. Трясет головой. Взгляд размытый, потерянный. Полный неверия и боли.
— Сынок…
— Заткнись, — хрипит он, отступая еще, — Закрой свой рот…
— Она никогда не была достойна тебя! — в голосе Антонины появляются слезы, — Я же знаю лучше! А Настюша...она...
— ЗАКРОЙ РОТ!
— Леша! Послушай!
Она тянется к сыну, но он делает еще один шаг назад и трясет головой.
— Не прикасайся ко мне!
— Лешенька, мальчик мой…
Ну…думаю, я видела достаточно.
Больше не хочу.
Он не знал. Ни о чем. Он ни о чем не знал, и смотреть на то, как его мир рушится…мне внезапно больно.
Встаю и говорю тихо.
— Вот это финт собачонка выкинула, да? У вас один день на сбор откупа, потом бумаги уйдут в полицию. Думаю, говорить о том, что для меня это проще пареной репы, не нужно? Вы уже видели. Вашего любимого Давида забрали быстрее, чем он успел рот свой открыть. Удачи. И да, Антонина Алексеевна. Теперь я довольна. Вот теперь я удовлетворена.
Я ухожу с тяжелым сердцем.
С одной стороны, я рада. Правда, рада. Справедливость восстановлена, моя душа наконец-то не беснуется, а вся клевета скатилась с меня как с гуся вода. Но с другой стороны…мне действительно не по себе. Я ненавижу его, но делать больно таким образом…это жестоко. Слишком жестоко. Видимо, Антонина все-таки права была. В этой семье я бы не прижилась. Я же не монстр, как все они…