Мама знает лучше

Тес Ария

Понимаю девчонок. Когда он проходит, они на него всегда оборачиваются и слюни пускают. Ну, и я пускала. Пока не испугалась и не свернула наше общение подальше от греха.

Сейчас он вообще бомба. Когда он работает, за ним наблюдать, только мурашки и ловить. Смотрит строго, жестко. На губах играет еле заметная ухмылка. И пистолет…да, дорогие дамочки. Пи-сто-лет. Он у него очень сексуально висит за спиной. На кожаной портупеи.

Боже…

Говорю же, только мурашки и ловить. Эх, возможно, и жаль, что я такая поссыкуха…

—

Простите…что? — Давид наконец-то приходит в себя и выдыхает со смешком.

По залу пробегает ропот.

Льва он не волнует абсолютно. Он хмыкает и склоняет голову чуть набок.

— Мне повторить погромче?

— Ну, повтори, — ухмыляется Дава, — Ладно, завязывай. Шутки затянулись.

— А кто сказал, что это шутки? Парни, забирайте.

На сцену поднимается сразу несколько человек в форме, и только в этот момент Давид понимает, что это нихрена не шутки.

— Что за бред?! Руки убери! Я тебя... Ты хоть знаешь, кто я такой?! Да я тебя…

— Угрожаем представителю власти? Нехорошо. За сопротивление при аресте тебя на суде по головке не погладят. В виду имей, когда пасть открываешь.

Давиду заламывают руки сзади, надевают наручники и спихивают с трона, но прежде чем увести, Лев его тормозит и говорит.

— Кстати, я знаю, кто вы. Вы, гражданин, гребаный педофил. Грузите.

Под увлечение громкости его уводят восвояси, а я смакую момент.

Это он пытался убить Сэма. Я уверена на сто процентов, что это был он, и мне не жаль. Вообще. Все, чего я хотела — это отомстить, а если я чего-то хочу, то привыкла идти до конца, поэтому найти следы его преступлений в Москве было не так сложно.

Перевожу взгляд на Льва. Он на меня в открытую пялится и улыбается, а потом нагло подмигивает и слегка мотает головой в сторону выхода.

Я встаю.

Не собираюсь задерживаться, но какой же кайф. Этот маленький жест совершенно точно дал понять окружающим, кто замешан в самом, наверно, громком аресте столетия.

Кладу на стол деньги за воду, сама смотрю в глаза Антонине Суковне. Даю понять: игра началась, дорогая свекровка. Ну, или в вашем случае, игры кончились.

Вот так взрывают бомбы.

И вот так они максимально сносят все подпоры такого хрупкого, идеального мира.

«Разговор»

Аури

Мы со Львом выходим в тот момент, когда Давида грузят в машину. Я вижу его наглую и холеную рожу через окно, и да, получаю садистское удовольствие. Потому что рожа-то потекла хотя бы немного: страх. На ней отпечатался ужас. И пусть всего на мгновение (пока), но то мгновение бесценно.

Невидящим, замыленным взглядом он смотрит на меня и пару раз моргает, чтобы вернуть фокус, а я беру и выставляю средний палец. С улыбкой.

Знаю-знаю-знаю. Нельзя бить лежачего и все такое, однако мне, если честно, снова насрать.

Всех этих людей даже с животными сравнивать не хочется. Животных боюсь оскорбить.

Так что, в задницу все ориентиры! Сегодня и до конца моей мести — это будет серая мораль, как она есть. И я уверена, что никогда об этом не пожалею.

Хмыкаю и перевожу взгляд на Льва, когда машина трогается. Он за мной наблюдает с улыбкой, покручивая языком сигарету, потом зажигает ее и выдыхает дым со смешком.

— Злая ты баба, Аурелия. Мажорчику пятнашка светит, а ты…

Тихо цыкаю, бросаю на него взгляд, но отвечать на это смысла не вижу. Указываю подбородком на его машину.

— Подкинешь?

— Да, прыгай.

Медленно идем по направлению к тачке. Лев молчит. А я не могу.

— Какие новости?

Слышу еще один тихий смешок, который звучит вместе с запахом дыма.

— Хорошие. Все, кого ты предоставила — подтвердили контакт с этим вашим Давидом.

Это же просто отлично! Но тут же, заметив мою улыбку, Лев спешит ее отрезать.

— Аури, нет. Не радуйся слишком быстро. Только четверо из семи пойдут в суд и дадут там показания.

— Что?! Почему?!

Он отвечает одним взглядом. Ну, да. Хорошо. Понимаю.

Киваю пару раз и хмурюсь.

— Боятся?

— Кто боится, кто не хочет позора. Ты сама должна понимать. Изнасилование — это одна из самых конченых статей. Женщины часто гасят в себе то, что с ними случилось. Не только потому, что страшно…

— Но и потому что стыдно.

— Точно, — он вздыхает, потирает лицо крупной ладонью и вдруг фыркает, — Блядь, кто бы знал, как я ненавижу этих обрыганов. Больше всего, клянусь! Даже на убийц так не реагирую, как на эту грязь. Была б моя воля… ай, ладно. Думаю, сама понимаешь.

Понимаю.

Решаю не продолжать эту отвратительную тему, от которой у любого нормального человека по спине мурашки забегают.

— Его не отпустят?

Лев усмехается.

— После того как от генерала Самойлова пришло особое распоряжение? Абсолютно исключено. Этому ублюдку не помогут даже бабки.

— А у него их нет.

Резко переведя взгляд на меня, Лев выгибает брови, а я жму плечами и открываю дверь его машины.

— Я их украла.

Сажусь в тачку, за ее пределами раздается удивленный смешок. Через мгновение я слышу, как Лев отбрасывает бычок и залезает следом.

— Я сделаю вид, что этого не слышал.

Хмыкаю и жму плечами.

— Даже если вдруг тебе ударит моча не в то полушарие, без вариантов. Я не оставляю следов.

В тишине Лев заводит машину и сдает назад. Я же смотрю на ресторан, откуда как раз выбегает Леша.

Как в плохом фильме, мы встречаемся взглядами.

Как в отличной реальности, я фыркаю и прерываю этот контакт первой, повернув голову, гордо задрав нос и расправив плечи.

Надеюсь, ты не думаешь, что это конец. Урод.