Мамалыжный десант
Шрифт:
На улице оказалось оживленно: с одной стороны бежала наша встревоженная пехота, даже станкач волокли, с другой подруливал запропавший «додж».
– Фрицев во дворе побили! – заорал Тимофей, вталкивая в автомат свежий диск. – Может, во дворах еще лазят. Осторожней, братва, у них там миномет!
Тимофей кинулся к машине, вскочил на капот:
– Норыч, к той стене подрули! Захарыч, Сречко, подсадите!
Подбросили от души, осталось царапнуть пальцами по камням стены – оказался на крыше. Сдвигая на грудь автомат, и скача по
– Машину уведи, миномет у гадов!
Черт его знает как получалось, но действовал сержант Лавренко с некоторым опережением собственных мыслей. Словно и был готов к таким ночным поворотам. Хотя во дворе, нет, не был готов. Но сейчас все понятно: чердак или как он тут называется, прикрывает от наблюдателя, до конторы тут метров тридцать. Главное врасплох застать, не дать уйти…
Откуда знал, что «контора» – вот то зданьице, когда именно осознал что фрицев, хоть кровь из носа, но нужно брать живыми – сам бы объяснить не смог. Да и некогда было объяснять. «Лимонка» в руке, кольцо уже сорвано…
Разрыв минометной мины за спиной и бросок гранаты почти совпали. Минометчики лупили уже не по Тимофею, наверное, думали, что боец просто драпанул, а улочка с конторы просматривается плохо. Гранату сержант Лавренко метал вслепую, лишь бы чуток глушанула и ослепила…
Прыгать с крыши на дерево пришлось опять сходу, благо ветви почти на черепице лежали. Балансируя на невидимом суку, Тимофей мельком увидел спрыгивающую с крыши конторы фигуру – этот немец был без гражданского тряпья, в комбинезоне типа танкового, за спиной длинный автомат. Этого уже не достать, но минометчики с ним рядом, в том дворике, больше негде…
Граната сержанта Лавренко рванула в дальнем углу – чисто для психики, едва ли всерьез заденет. Сам Тимофей пробежал по ветви, сиганул на забор – точно знал, что не удержится, свалится и ногу сломает. Это как минимум…
…Устоял. Щедро полосовал из автомата по двору, над головами, прижимая гадов к земле, и снова устоял на гребне. Почти две трети диска, для страха. Лежащих немцев и миномет, похожий на толстую лягушку, разглядеть сложно, но вот они, вот…
… Когда прыгаешь, продолжать стрелять-пугать никак не получается. Приземляясь, на ногах Тимофей устоять не пытался, перекатился как учили, лежа на боку вскинул автомат… И навстречу вскинули – немец лежал почти в такой же позе, доводил ствол…
…Тут уж делать нечего. Тимофей нажал на спуск, увидел, как вспарывается пулями лицо под странноватой круглой каской – получилось почти в упор стреляя – брызги на раскаленный кожух автомата упали…
… Дальше. Поднимаясь на колени, Тимофей увидел, как пялится второй, уцелевший, минометчик, как лапает расстегнутую кобуру и всё никак не ухватит рукоять пистолета.
– Хальт! Хенде хох! – заорал сержант Лавренко изо всех сил.
…Не слушался фриц, уже скребли ногти по рифленой рукояти «парабеллума». А убивать нельзя.
Тимофей ударил автоматом. Разворачивать
Словно в дубовую колоду засадил, аж хрустнуло. Сержант Лавренко испугался: сначала за автомат, потом за потенциального пленника – тот безмолвно опрокинулся на спину…
Не опуская оружия и поглядывая одним глазом в сторону дальней ограды, Тимофей попытался нащупать пульс на шее фрица. Пульс не находился, спрыгнувший с крыши наблюдатель тоже не появлялся. Не, не вернется он за камрадами. Сразу в другую сторону драпанул, прыткий и соображающий, не иначе фельдфебель. Нет, того уже не догнать. А этот, похоже, тоже… того…
На ощупь немец был потный, противный. Ощупывая его шею, Тимофей уж совсем пал духом, но тут фриц отпихнул руку и застонал. Ага, жив!
– О, майн гот! О, майн гот! – хрипло выл немец, держась за голову. Шлем он сбросил, свалявшиеся светлые волосы торчали между вздрагивающих пальцев.
– Тимотей, ты уживой?! – с ограды спрыгнул Сречко.
Тут же захрустела калитка – вламывался Павло Захарович:
– Тож жива та гадюка германская?
– Частично. Но болтать пока способен, – заверил Тимофей.
– Берем! Отож аккуратнейшее!
– У мертвяка документы нужно забрать, – Тимофей без охоты потянулся к фрицу с размозженным лицом, но тут с улицы засигналил клаксон «доджа» и закричал Сергеев:
– Мужики, там наших офицеров побило! Командир вызывает. Чтоб срочно!
– Сречко, немца приведи. Только целенького! – Тимофей кинулся к калитке.
Старшина Мурзоев был убит наповал – осколки гранаты изрешетили всю левую сторону тела. Старшему лейтенанту Бушуеву повезло чуть больше – в живот осколки поймал, еще дышал. Над ним возился не особо умелый санитар-пехотинец.
– Сюда давай! – Тимофей упал на колени среди осколков стекла и досок, отобрал бинт. – Лампу выше!
Окровавленный и обсыпанный пудрой-пылью болгарин-моряк из баржевых команд поднял керосиновую лампу. В покачивающихся тенях Тимофей срезал клочья гимнастерки и тельника, накладывал тампоны на вздрагивающие петли сизо-алых кишок рассеченного живота, прихватывал витками бинта. Подали еще вскрытый пакет, и еще…
Вокруг стонали раненые, пахло вонью взрывчатки гранат, кровью, матюгались пехотинцы, помогающие пораненным местным матросам.
– Шустрее, Тима, шустрее, – невнятно говорил согнувшийся и зажимающий бок Нерода. – Главное, чтоб все в полости осталось. На месте почистят.
– Тебя бы тоже перевязать…
Краем глаза Тимофей видел, как качает командира. Кроме пулевого ранения, у старшего лейтенанта оказалось рассечено лицо, кровь заливала щеку, ворот стал черным.
– Со мной нормально. Выносим, – просипел, сплевывая кровавую густоту Нерода.
– Носилки бы – заикнулся Сергеев. – Он в тяжелом…
– Выполнять! – хрипнул старший лейтенант.