Мамалыжный десант
Шрифт:
Кое-что нужное паршивец-парашютист все же сказал – беседовал Земляков с пленным долго, конспектировал и переспрашивал. Надо думать, в штабе армии, а то и в самой Москве эсэсовца до конца наизнанку вывернут. Но, как уже давно понял сержант Лавренко, сведения к начальству стекаются из самых разных источников, где-то там – наверху – их собирают воедино, систематизируют, осмысливают и намечают опергруппам новую цель. Далеко не все детали сержантам положено знать, от переизбытка информации намного лучше ловить врага не станешь. Вот и в Прахово гораздо больше пользы принесли сведения, что успели записать техники
В том, что начальство в самой Москве сидит и нити операций в руках держит, Тимофей не сомневался. Вот Земляков прибыл – весь полевой, непарадный, но что-то столичное все равно в нем оставалось. Даже духами чуть-чуть попахивал, дамскими, конечно. Женатый человек, между командировками успевает домой заскочить. Вот тут чуть завидно.
Имелось у сержанта Лавренко некоторое непонимание деталей работы вышестоящего управления СМЕРШ, но задумываться об этом не имело смысла. Секретность есть секретность. Да и думалось в основном не о том. О Стефэ думал. Должно уже там случиться. Сосчитать трудно, но должно. Но почты всё нет, и непонятно, когда будет. Служба подвижная, это не на плацдарме месяцами сидеть. Вот черт, нервов уже не хватает..
Где-то, уже прорвав приграничную оборону фашистов, с боями пробивались через горы войска нашей 57-й армии и помогающий им югославским партизанский корпус. Рвались к реке Морава. Много севернее давил и грозил Белграду 10-й гвардейский стрелковый корпус и отдельные бригады НОАЮ. Немцы реагировать не успевали. Уже рассекли их силы советские быстрые танки и дерзко действующие партизаны. У фрицев оставались корпусные группы «Штеттнер» и «Шнекенбургер», пусть и разъединенные, но боеготовые, сдаваться они, конечно, не собирались. Но до Белграда оставалось полшага.
Диспозицию и общее направление наступления поведал перед расставанием старший лейтенант Земляков. Понятно, особых секретов он на оперативной «политинформации» не раскрывал, но простым бойцам и такое обычно не рассказывают. Контрразведка – тут пусть не каждый день в атаку ходят, но и личная ответственность много выше.
Все это Тимофей осознавал, но пока отдыхал, подсунув под спину телогрейку. Стучал двигатель БКА, слева возвышалась стена гор-Балкан, справа гор-Карпат. Между прочим, очень знаменитые горы и не каждому их доводится увидеть. А тут прям со всех сторон. Сколько на свете имеется всякого разного, аж тесно на земле, горы не помещаются. Что ж там у Стефэ? Прямо хоть молитву какую вспоминай, временно забывая, что душой комсомолец.
Немцы откатывались, и 4-го октября прикрывающие фланг армии катера Дунайской флотилии без боев вошли в румынский порт Оршова. Было уже темновато, но еще с палубы Тимофей и Сречко углядели – встречают!
– Здравия желаю! – заорал Тимофей, не скрывая радости. – Уже?!
– А чего ж, валяться, когда Белград перед нами? – усмехнулся
Усмехался старший лейтенант теперь по-новому: щеку, ближе к шее перечеркивал еще розовый, не особо длинный, но убедительный шрам.
– Хорошо лечат! – цокнул языком югослав. – А шрам – это ничего. Шрам не трусость, шрам девушки прощают.
– Не то слово, – мрачно подтвердил Нерода. – Прямо как в киноактеры записался. Медсестры мимо не проходят. Только чушь это все. Вон полуторка ждет, загружаемся, и к группе. Сроки поджимают, товарищ Земляков бушует и торопит.
Загрузились и попрощались с катерниками очень ускоренно. Наблюдая как закидывают на борт грузовика вслед за ящиками лягуху-миномет, Нерода хмыкнул:
– Тот, значит?
– Он. Мы проверили, исправен, вдруг пригодится, – оправдался Тимофей.
– Ничего не говорю. Я в фашистский характер железа не верю. По нам из него крыли здорово, вполне, может, и обратное воздействие недурно пойдет. Только ты, Тима, про чуткость мин не забывай.
Пока тряслись к пристани и перегружались на обшарпанный местный катерок, старлей рассказывал всякие общие новости. Про нынешнюю ситуацию на фронте, о раненом Бушуеве, который в «общем-целом» оклемался и шлет привет. Потом пересекали реку, пыхтел катер, чужих ушей уже не было и старший лейтенант обрисовал – пока в общих чертах – предстоящее задание.
Особого азарта Тимофей не испытал. Опять в маскарад играть и отдельно от своих ходить не очень-то хотелось. С другой стороны, надо так надо. Да и продумано на этот раз поглубже, чувствуются напряженные усилия штабного товарища Землякова и его начальства.
«Додж» встречал на пристани, довольный возвращением боевых товарищей Норыч Сергеев докатил мигом. База группы располагалась в стоящем на отшибе хуторке.
– Отож, едете, наконец! – закричал Торчок, стоявший на часах в воротах. – Ох, не торопишься ты, Тимотей. Как верно гутарят – с очей долой, с сердцу вон.
– Это чего такое? – насторожился сержант Лавренко.
– Так письма тебе. Аж пара! И еще одно товарищи старший лейтенант со штабу принес, то совсем заблукавшее.
…Разворачивал Тимофей, разворачивал, а треугольник все не поддавался. Потом строчки перед глазами так и прыгали…
Не, вроде всё хорошо. Может, пропустил что?
– Ну? – спросил Сергеев.
Тимофей осознал что все стоят в напряженном молчании и смотрят на него.
– Так это… мальчик, – с трудом пробормотал Тимофей, словно в жизни это странное слово на языке не держал.
Все заржали, а старший лейтенант Земляков возмутился:
– Так чего ты так неуверенно? Девчонку хотел, что ли?
– Да мне… Мне все равно было.
– Товарищ Тимофей стоек, непритязателен и довольствуется малым, как надлежит настоящему гвардейцу! – провозгласил Нерода. – В обморок чуть, правда, не рухнул. Но превозмог. Поздравляем!
Все начали поздравлять и накрывать на стол. Тимофей и правда был как-то не в себе. Отвечал путано – а ведь Торчок и Земляков расспрашивали про обстоятельства – им, знакомым с обитателями Плешки – действительно было интересно. Имело смысл вслух зачитать фрагменты писем – вот тут почему-то и самому стало куда понятнее.