Мамалыжный десант

Валин Юрий Павлович

– Так у меня же Юрок. Куда же мне за парту?

– Не за парту, а в аудиторию. Поднатужимся. А малый не пропадет, у нас родичей хватает, да и детсады скоро откроют.

Тимофей уходил в темноте, возвращался в темноте, но времени пошептаться, обсудить будущее, подержать младшего Лавренко на руке, хватало. Назвали пацана Юрием. Никто не возражал – раз был такой достойный командир и хороший человек, так отчего и еще одному хорошему человечку с тем же именем не вырасти? Да и вообще Юрий Тимофеевич – красиво звучит.

С родителями, в общем и целом, примирились. Старый Враби иной раз поминал нехороший момент, но этак, для порядка. Тимофей рассказывал про Белград и Дунай, вместе вспоминали

солидных сослуживцев зятя. За починкой обуви шел вполне взрослый и умный разговор.

Но две недели учиться и отдыхать в тепле не вышло. Промелькнуло двенадцать дней, пришла шифрограммам. «Срочно прибыть в группу. П/н Сегед п/п, № 72536/3»

– Жаль – вздыхал лейтенант Вася. – Еще чуть-чуть и мы все бы прорывы ликвидировали. Ну, служба есть служба. Видимо, намечается у вас что-то. Пиши, не пропадай.

Промчались в последний раз на громогласном мотоциклете через Чемручи к вокзалу. Младший Лавренко сидел в коляске, глазел из своей пеленальной формы одежды, мотора не боялся. Привыкает к миру помаленьку.

Запрыгнул сержант Лавренко на ступеньки вагона, проводник сильно возмутился, но ему было строго сказано «сейчас». Доставая удостоверение, Тимофей смотрел на платформу: лейтенант махал ушанкой, жена рукой, а Тимофеич ничем не махал, поскольку твердо знал дисциплину и из тепла пеленок не высовывался. Зима наступила, последний месяц трудного, но побеждающего 1944-го.

* * *

Таинственный венгерский город Сегед оказался весьма крупным и промышленным, высился со своими многочисленными бронзовыми памятниками над рекой Тисой, мельницы и базарчики ничуть не разрушены, только интенсивное армейское движение и напоминает что война недалеко. Почти два месяца, как взят нашими город, все тут успокоилось, по крайней мере, внешне.

Встречал и подвозил сержанта Лавренко водитель местного ОКР, угостил огромной хурмой, предупредил, что городское спокойствие малость обманчиво: днем тишь и любезности, а ночами вражеская агентура вылезает и начинает водить своим ядовитым рылом. Насчет этого Тимофей и сам догадывался: Венгрия – это не Югославия, с коммунистическими настроениями и партизанскими соединениями тут куда как пожиже. Это если говорить мягко.

«Виллис» прокатил мимо очередной церкви, свернул на улочку поменьше и Тимофей увидел у магазинчика знакомую личность. Старший лейтенант Земляков любезничал с эффектной дамой в модном пальто, украшенном красно-бело-зеленой нарукавной повязкой. Увидев машину, былой командир опергруппы галантно раскланялся с красавицей, пошел встречать:

– Здоров будь, товарищ Лавренко! Ждем, ждем, надеемся на проверенные кадры. Обстановка сложная, лингвистическая в том числе, объясняемся больше на пальцах, – сходу начал вводить в курс дела старший лейтенант. – Как руки-ноги-дети?

– Все в полном порядке. К службе готов. А домашние вам с Павло Захаровичем бутылочку передают, – Тимофей тряхнул «сидором». – Как для себя делали, только еще лучше.

– Будет к месту, но позже. У нас тут непредвиденные технические трудности, – озабоченно признал Земляков.

Следующие три дня сержант Лавренко занимался сугубо дипломатически-техническими вопросами. Опергруппа осталась без транспорта: надежный великолепный «додж» выбыл из строя, был отправлен с Сергеевым в срочный ремонт. Вот только «срочный» ныне было понятие растяжимое. Фронт вел наступательные бои, все запчасти и прочее шло на обеспечение передовых войск. И будь ты хоть трижды из контрразведки, ремонтники тебе ничего ленд-лизовского вне очереди не выродят. Начальство, конечно, изыскало резервы, выделило группе трофейную машину, но доводить ее до пристойного состояния приходилось уже на месте. Павло Захарович с задачей не очень справлялся – не имелось у него таланта к решению авторемонтных

задач. Пришлось гонять по городу и разыскивать те проклятые амортизаторы. Тимофей провел дипломатические переговоры с венграми-соседями, взял в аренду за тушенку велосипеды. Временно выделенный молодой водитель, изъятый из полка ПВО, крутить педали умел, в запчастях разбирался, но с местным населением контактировать никак не мог. «Да я вообще ни слова не разберу, что говорят-то». График службы получался следующим: на рассвете малонадежная машина везла офицеров на литейный завод – там разбирались с документами и вели расследование по тонким техническим вопросам. Земляков и техники – лейтенант с капитаном – оставались там. Тимофей с водителем отводили машину в рембат, где «все было договорено», и вели активное прочесывание города в поисках запчастей. По-венгерски сержант Лавренко, понятно, не заговорил, но знание румынского делу слегка помогало. В общем, удавалось кое-что выменять, особенно на зерновое кофе, которое где-то достал опытный Земляков. Деньги имелись, но местное население брало деньгами не очень охотно – времена не те.

Приходилось еще и ужин готовить. Павло Захарович, охранявший расположение опергруппы, продукты заготавливал, чистил картошку, но самой готовки избегал, ибо съедобно у него получалось не всегда. Кстати, имел теперь на погонах товарищ Торчок единственную ефрейторскую лычку: за былое упрямство был разжалован в рядовые, но за выполнение задач на Даугаве слегка реабилитирован в звании.

– Вот вас мотало, – с некоторой обидой заметил Тимофей, чистя вареные яйца. – А я вроде как в отпуске прохлаждался.

– Отож успеешь, – Павло Захарович залил в рукомойник свежей воды. – Война еще длинная, Тима.

Приезжали усталые офицеры, умывались, накидывались на ужин. Разговор шел малопонятный, технический, но было ясно, что успехи имеются. Тимофей разливал чай, вешал для просушки шинели – служба малопочетная, но тылы тоже нужно обеспечивать, это товарищ Лавренко точно знал.

Грузовичок все-таки довели до ума, ездить на нем можно было без опаски. Офицеры-техники спорили, какой он все-таки марки: больше «пежо» или «опель» – средство транспорта и до попадания в опергруппу было весьма немолодо и сочетало признаки «разных кровей.» Но так-то ничего: кабина просторная, а короткий, но вместительный кузов подремонтировали. Вполне себе средство. Тимофей слегка освоился и на водительском месте. Понятно, истинным шофером не стал, но в случае чего пару километров вполне мог прорулить.

Война шла дальше. Все вокруг говорили о Будапеште. Наши на фронте жали, неуклонно охватывая столицу клещами прорывов. Взяты Марлин, Страка, уже взят Мишкольц… Да, сержантам названия этих географических мест по большей части неведомы. Но понятно, что дело будет, и будет там. Планы города, фото, нелегкие названия улиц и площадей, замков и дворцов… Наверное, какие-то опергруппы уже там внутри – в огромном городе, готовящемся стать крепостью, набитом эсэсовцами и салашистами, что клянутся разгромить наступающие силы Красной Армии. Ничего, пусть обманывают себя.

На этот раз группа старшего лейтенанта Землякова должна идти во втором эшелоне. Задача: по горячим следам захватить и исследовать материалы одного хитрого завода, разрабатывавшего специальное оборудование для секретных экспериментов. Уничтожить следы за собой гитлеровцы уже не успеют, но на месте будет важен каждый час. Мародеры, ворье, да иной раз и наши чересчур хозяйственные бойцы проходящих частей или инициативные старшины АХЧ [42] иной раз наносят следствию не меньше вреда.

42

АХЧ – административно-хозяйственная часть.