Мамалыжный десант
Шрифт:
Офицер был немного странен. Дело не в невеликом росте – в постоянном составе опергруппы особых богатырей не имелось. Но этот белый новенький полушубок, оранжевая портупея, перехватывающая мощную грудь-броню… Нет, хороший, конечно, полушубок, но Тимофей такие, только шибко поношенные, разве что прошлой весной видел, да и то пару раз. А нынче на зимнюю форму одежды далеко не все части успели перевести, да полушубков не особо и требовалось – все ж не в Подмосковье война сейчас шла.
– Греетесь? – распаренный офицер неодобрительно покосился на костер. – Назовитесь, товарищ боец.
Тимофей назвался и попросил
– Прекращаем перекуры! – немедля возвестил суровый товарищ Саламонов, убирая документы. – Назначен к вам командиром группы. Докладывайте о состоянии дел и техники, товарищ Лавренко. Кстати, вы комсомолец? Еще комсомольцы в группе есть?
– Я комсомолец, товарищ лейтенант, – признался Сашка, тоже чувствовавший неладное.
– Когда проводили собрание организации? – напружинился новый командир группы. Сверху он был зимний и широкий, в нахлобученной новой шапке-ушанке, а внизу еще очень летний: в тонких брезентовых сапогах и не особо новых тесноватых галифе. На цыпленка похож.
– На марше ни минуты не было, вот сейчас собирались за газетами сходить и провести политинформацию, – доложил Тимофей, уже немного паникуя.
– Запустили работу! – немедля осудил Саламонов. – Стой! Куда?!
Вернувшийся с водой и пытавшийся незаметно шмыгнуть за грузовик Торчок, поставил ведро и смиренно сказал:
– Отож я не комсомолец, товарищ лейтенант.
– Это я догадываюсь. Но почему в таком виде?! – ужасался Саламонов.
Павло Захарович начал застегивать телогрейку.
– Да я не о том! – звонко заверещал лейтенант. – Что у вас с лицом? Почему так давно не бриты? Вы старообрядец, бандит или советский солдат?!
– Советский, – безошибочно выбрал нужный вариант опытный Торчок.
– Сержант Лавренко, постройте личный состав! – грозно скомандовал цыплячий лейтенант.
Речь лейтенанта Саламонова была горяча, ярка и длинна. Личный состав опергруппы слушал, переминаясь с ноги на ногу. Лица водителей, да и Павло Захаровича были сосредоточены, вдумчивы и абсолютно отстутствующи. Всем хотелось позавтракать, и желательно у костра. Лейтенант прохаживался перед строем, взмахивал блестящим красно-синим карандашом, указывая то на костер, то на машины, то в сторону предполагаемого фронта и Будапешта, пламенно призывая мобилизоваться и не оставить шанса врагу. Тимофей еще раз осознал, что многого о службе не знает – обошло как-то и на плацдарме и после. Но вспомнился один жук-лейтенант на плацдарме, чтоб ему…
– Вам, ефрейтор Торчок, два наряда вне очереди и немедля бриться! – приказал подуставший лейтенант. – Разгильдяйства и расхлябанности я не допущу! Всем ясно?
– Отож еще как, – заверил Павло Захарович.
– Выполняйте! Остальным заняться осмотром оружия и машин. Выдвигаемся через час. Приказ быть в Орчаре [43] точно в срок до всех доведен?
– Доведен. Будем. Только это… а завтрак? – напомнил Сашка.
– Завтрак это само собой, – снизошел новый командир. – Где питаемся?
43
Орчар –
– Питаться уже не получится. Мы на продпункт ходили, но там прикомандированным только до восьми завтрак выдают, – сообщил Тимофей.
Теперь личный состав с ужасом глянул на него. Группа рассчитывала на само-питание, поскольку у сержанта Лавренко получалось значительно лучше, чем у продпункта. Но раскладываться для возни с завтраком при новом командире явно не получится. Вон и костер уже погас.
– А сейчас сколько у нас оперативного времени? – насторожился лейтенант.
– Восемь тридцать четыре, – доложил Тимофей, отвернув рукав телогрейки.
– Мародерствуем? – дернул узким носом Саламонов.
– Никак нет. Трофейные.
– С немца сняли, так, а Лавренко? – проникновенно вопросил лейтенант. – И не противно? Вы же боец Особого отдела! Должны показывать пример, а вы пленных раздеваете…
– Отож не пленный был, – сообщил Павло Захарович. – Он у тракту лежал, мы вышли, думали, может помочь. Все ж человек, хотя и гад фашистский.
– Да, подходим, а он того… – поддержал Сашка. – Совсем уж готовый.
– По истине говоря, там одна рука и лежала, – доверительно пояснил Торчок. – Видать, танком отдавило. Вот тута одни лохмы, а часы как новенькие. Тикают! Не пропадать же «котлам»…
Лейтенант Саламонов заметно побледнел. Подробности происхождения часов ему явно не нравились.
– Всё, хватит разговоров! Оружие к чистке! Водители, проверить машины.
Тимофей передавал новому командиру документы и карту, показывал оружие. К автоматам лейтенант не особо придирался – да и к чему там придираться, для себя же чистили. Возникли вопросы к трофейным сверхштатным гранатам, и особо прицепился к миномету.
– Вот зачем он, а, Лавренко? Кто из него стрелять будет? Я или вы? Или этот Торчок-дикобраз?
– Я буду. Поскольку по первой фронтовой специальности я минометчик. Прям сразу туда приписали, такая судьба, – пояснил Тимофей.
– Но вы же теперь в контрразведке. Пора перестраиваться, товарищ Лавренко, менять образ мысли, совершенствоваться. А вы миномет таскаете, да опять же немецкий.
– Вы, товарищ лейтенант, дайте приказ, мы миномет и лотки с боезапасом прямо здесь оставим. Прежний командир группы говорил «пусть будет на всякий случай», но раз есть иная свежая директива, так сразу бросим негодное оружие, – сказал Тимофей, которого вся эта бодяга с минометом и новым командиром начала изнурять.
– Бросать оружие не положено! Нужно сдать надлежащим образом. Но раз прежний командир не возражал… Под вашу ответственность, Лавренко.
Тимофей поставил 5-сантиметровый «корень претензии» обратно в кузов, накрыл плащ-палаткой. С новым командиром все было ясно. Не было ясно, откуда он такой своеобразный взялся. Просто удивительно. До сих пор опергруппу укомплектовывали тщательно, офицеры прибывали пусть и нелегких характеров, но подготовленные по своему профилю: техническому или боевому, это уж как задача стоит. И вдруг эта цыпля в полушубке… Явно никакого понятия не имеет о специфике и задачах группы. Напутали чего-то наверху.