Мамалыжный десант
Шрифт:
Тишина. Только порохового дыма стало погуще.
Тимофей осторожно обошел кирпичную колонну, Иванов двигался с другой стороны.
– Здесь он. Подсвечу, – прошептал старший лейтенант.
На миг вспыхнул луч фонарика…
Человек в темной куртке и мешковатых ватных шароварах лежал на спине. Пистолет в руке, рядом длинный белый зигзаг размотанного бинта, кровью все залито…
– Зря патроны жгли, этот-то самоизлечился, в башку себе пальнул, – догадался Иванов.
– Еще должны быть, – шепнул Тимофей.
Следы на пыли были
– Тот тоже подраненный, – показал Иванов на пятна крови. – Один…
Снаружи было светлее, следы на снегу очевидны.
– Как бы не встретил, – намекнул Тимофей.
– Я здесь пошуршу, а ты к тому окну…
Сержант Лавренко выполз на снег и почти сразу увидел согнутую фигуру.
– К пожарной лестнице уходит!
Пригнувшийся человек обернулся, вскинул руку с пистолетом. Очередь штурмового автомата опередила – диверсант сделал неловкий шаг вбок, еще больше согнулся и беззвучно исчез за краем крыши.
Прошли по следам, глянули вниз. Тело упавшего диверсанта лежало черной закорючкой возле крыши хозпостройки, рядом уже стояли, задрав головы, остальные бойцы опергруппы – Земляков вывел своевременно. От связистов тоже подходили встревоженные стрельбой солдаты.
Иванов мигнул фонариком, крикнул:
– Все уже, очистили!
У слухового окна нашли хитрый сигнальный фонарь – мощный, с цветными фильтрами и кнопкой для мигания.
– Редкая вещь. Вообще не знал, что такие делали, – подивился Иванов.
– Пригодится. А я у того мертвяка пистолет заберу, Сашке отдам.
– Отдавай. Машина в порядке, гоняет хорошо, чего бойца не поощрить.
Гранату на дверь Иванов поставил свежую, а когда спускались, заметил:
– Второй-то прямо туда же свалился, куда они ефрейтора выкинули. Судьба.
– Он-то с носом и ушами упал, – пробормотал Тимофей. – А так да, сортирная война, говняная.
– Дальше только хуже будет, Тима. Может, во времена Наполеона почище воевали: сабли блестящие, каре на просторном поле, пленные, сидящие в трактире «под честное слово», бокал шампанского перед расстрелом. Благодать!
– Как говорил Захарыч, «отож какой нам выбор даден»? Никакого. Обойдемся без шампанского.
Девятого января советские штурмовые группы, усиленные огнеметчиками, успешно атаковали железнодорожную станцию, вынудили немцев отводить войска из района Рпкашполота. Удалось выбить немцев из парка, начался штурм казарм на улице Хэс.
В ночь на десятое января разведгруппа штаба Дунайской флотилии под командованием старшего лейтенанта В. А. Калганова вышла в тыл противника по системе канализационных труб и проникла в здание Управления Дунайского пароходства. Разведгруппе удалось захватить карты минной обстановки на Дунае и мест затопления судов на фарватерах.
За сутки заняты триста пятьдесят кварталов. Люфтваффе
К западу от города продолжаются ожесточеннейшие бои. Северо-западнее Секешфехервара противник атакует упорно, крупными силами, вводя в бой до двухсот танков и штурмовых орудий одновременно.
Шагал Тимофей, притоптывая замерзшими ногами, до угла, потом обратно до штабного подъезда, скучал и раздумывал над тем, что стоять настоящим часовым ему не приходилось. В траншеях или на охране машин – сколько угодно, а вот так торчать, прогуливаясь на виду, не случалось.
В шинели вроде и тепло, но не совсем. Сменил Жору – к мелкому саперу подкатывать точно не будут, поскольку уже пробовали, да и утро было, народу кругом много. А вот сейчас самое время: машины опергруппы разъехались, с этой стороны двора пусто, лишь часовой одинокий и скучающий. Имелась, правда, мысль, что вообще не рискнут в том же месте гадить, сразу после вчерашнего и ночной стрельбы. Могли к связистам сунуться, но там предупреждены, посты удвоенные, шансов мало. Рискнут повторить здесь или нет?
Сам сержант Лавренко считал, что непременно рискнут. Злы диверсанты, да еще запомнили наглого, сопливого и крепко пьющего сержанта. Зря, что ли, вчера в подвале спектакль разыгрывали? Не, подойдут, подойдут. В крайнем случае Иванов на посту сменит. Правда, рядовой часовой из него так себе. Вчера по дому лазил без знаков различия, но это погоны можно пустыми оставить, а с офицерским лицом такой номер не пройдет. Черт его знает, как на физиономии командный опыт и звездочки отпечатываются, но ведь отпечатываются. Пусть лучше к легкомысленному товарищу Лавренко подкатывают. Он как раз малость с похмелья.
Должны рискнуть, должны. В другом месте им опять долго наблюдать и высчитывать придется. А они местные, есть в этом уверенность.
Тимофей воровато оглянулся, вытащил флягу и принялся «подкрепляться». Глупо, конечно: любой нормальный пьянчуга укрылся бы от начальства под стеной или в подъезд на миг зашел. Но там не видно будет, приходится еще большим дурнем выглядеть.
Ощущение, что следят, имелось. Понятно, в таких вещах быть точным сложно, воображение даже с опытным бойцом шутки играет. Но все равно… Тимофей поморщился: коньяк во фляге был разведен, теперь и греть не грел, и вкус еще хуже, чем у настоящего.
Ага… Клюнуло на запашок.
Очень уж красивой мадьярка не показалась. Холененькая, это да. Пальто хорошее, только на рукаве следы от кирпичной пыли. Шла вроде бы мимо, к центральному подъезду, но замедлила шаг, приостановилась, словно в нерешительности. Что-то сказала… Губы яркие, накрашенные, в такой хмурый день вообще ягодными кажутся. Глаза выразительные… Как они там правильно называются?
– Не понимаю, гражданочка, – честно ответил очень честный часовой. – Проходите, не положено тута.