Мамалыжный десант
Шрифт:
Когда увидел на заводи (брели по пояс в воде, мокрые и темные, как черти), имелось большое желание стрельнуть. Тимофей даже поднял пистолет, попробовал прицелиться, но руку водило, да и совершенно одинаково со спины оба врага выглядели. Определенно, один – тот, что ненужный – был потолще, но поди разгляди на воде за секунду, когда их тоже шатает и плещет. Нет, тут наверняка действовать нужно.
Беглецы все настойчивее уклонялись к западу. Определялось это обстоятельство без труда: садящееся солнце так и норовило ослепить, хорошо лучи уже верхушки камышей цепляли. Тимофей
Вот тут обрывочные мысли бойца Лавренко становились весьма неприятными и трусоватыми. Утешало то, что не вражий сегодня был день: на косе их клали сотнями, а в плен взяли еще больше. И лично Тимофей тоже клал и брал. Так с какой стати тут двоих румын страшиться? Они вон сами боятся и тикают из последних сил.
Слева донеслась перестрелка, быстро угасла. Уже не в первый раз. Беглецы туда не хотят, жизни свои шпионские ценят. Стреляют и дальше к югу, звук тише, но там и пушки. Наверное, наши город штурмуют. Прямиком туда подозреваемые точно не пойдут. А до темноты немного времени еще остается. Боец Лавренко осознал, что нужно рискнуть.
Семь патронов в пистолете, запасной магазин в кобуре, штук пять патронов в кармане – это еще в Криничке машинально припас. Боезапас не такой уж плохой, вот только к пистолету особого доверия боец Лавренко не испытывал – не для плавней оружие. Имелись, конечно, штык и проверенная саперка, только это инструмент сугубо для работы, в бою на крайний случай оставим. Но на фронте товарищ Лавренко не первый день, есть и серьезный резерв – две «лимонки». На них вся надежда.
Наверное, будь Тимофей в здравом неутомленном уме и сохрани силы, никогда бы на такую авантюру не решился. Но ноги решительно отказывались двигаться, и вообще, подмывало рухнуть в воду и утонуть. У любого солдата есть предел сил, это обстоятельство нужно строго учитывать. Только ничего боец Лавренко сейчас учитывать не мог, просто слушался подсказки того, что инстинктом называется.
Солнце на две трети скрылось за стеной камыша, торчала лишь малиновая макушка. На нее Тимофей и ориентировался, уже не слушая хлюпы и чавканье впереди, беря вправо, напрямую, сосредоточившись на скорости и тишине движения.
Вот мелкая протока в десяток шагов ширины, дальше камыш пониже, а за ним вроде бы намечается возвышенность, торчат деревья, ближайшее похоже на черную корягу, панически раскинувшую руки-лапы в последний отсвет заката, дальше видны вполне живые деревья. С этим угадал – место удобное, шагов на шестьдесят просматривается.
Тимофей нащупал коленом что-то вроде кочки, привалился боком к зыбкой опоре камыша. Дыхание со свистом вырывалось из груди, обратно втягивало мошку и легкую камышовую труху. Ух, все равно, как хорошо, когда стоишь и двигать ногами не нужно.
Ну, насчет «хорошо» боец Лавренко поспешил. Стоило остановиться, как комары и мошка осатанели,
Стрелка на часах слабо светилась – шесть минут. Шпионов не было. Не угадал. Нельзя было бросать и рисковать. Глупо было обгонять, догадки строить… Вот же дурак, тупица… Тимофей перешел к более бронебойным словечкам, благо фронтовая жизнь делает их боезапас неиссякаемым. Беззвучный мат сдувал комаров с губ, в остальном боец Лавренко не шевелился – пусть жрут, зудящие фашисты, заслужил высшую меру, дурень.
Словно ватные тампоны из глаз и ушей выдернули: одновременно и плеск услышал, и увидел, как из камышей вываливают. На плавни уже опустились скоротечные сумерки, можно разглядеть, что идут двое, но без подробностей. Они! Кто тут еще будет шляться.
Нет, не шлялись, а едва тащились, качаясь, как в дупу пьяные.
Тимофей с величайшим облегчением потянул кольцо гранаты – уже разогнутые усики чеки легко поддались. Еще раз примерившись, с поправкой на курс подозреваемых, боец Лавренко метнул гранату. Булькнула в камышах, вроде бы удачно – по ходу противника. Тимофей присел, наблюдая.
Один из шпионов плеск услышал, замер. Второй продолжил брести через протоку. Запросто сейчас зацепит дурака осколками.
Бахнуло глухо и утробно, вода передала толчок взрыва, закачались стебли испуганного камыша.
– Стоять! Руки вверх! – по-румынски закричал Тимофей, выстрелил и рванулся на протоку.
Не поймут. Не крик, а мычание какое-то бугаиное.
Шпионы на воде замерли, пригнувшись к воде. Все-таки взрыв их малость контузил. Но руки, скоты, поднимать не думали.
Тимофей понимал, что нужно ошеломлять, не давать опомниться.
– Руки! Руки, свиньи! Убью!..
Румынские ругательства, как назло, выскочили из головы, Тимофей добавил родные. Ничего, это все понимают.
Один из противников так и стоял, бессильно нагнувшись мордой к воде, второй, толстый, потянулся за пазуху, оружие доставать…
Тимофей выстрелил, кажется, не попал, выстрелил еще и еще. Толстый неохотно завалился на спину.
– Руки поднял! Руки!
Оставшийся на ногах шпион поднял руки. Ну, не то чтобы поднял, а растопырил по-над водой. Ладно, пусть хоть так.
– Фонарик есть? – хрипло спросил Тимофей, останавливаясь в двух шагах и держа на прицеле пленного.
Вот куда ему стрелять, если дернется? Тут, пока из плавней выведешь, и любой нераненый сдохнет.
– Фонаря нет, – прохрипел изумленный пленник.
– Плохо, – укорил Тимофей и полез в карман. – Выпрямился и руки выше!
Хорошей зажигалке вода не особо вредит. Дрожащий огонек осветил мокрое лицо, запавшие щеки… Но чуток благородной буржуйности угадывался. Он!
– Майор Бэлашэ, у вас есть документ, подтверждающий личность? – строго, тоном опытного переводчика-допросчика осведомился Тимофей.
– Да, в кармане, – изнеможденно признал пленный.
– Выберемся на сухое, покажете, – отложил окончательную проверку Тимофей и указал на почти утопшее тело: – Это кто?