Мамалыжный десант
Шрифт:
Тимофей кивнул радисту, оставили ящик с взрывчаткой, заскочили в подъезд. Белобрысый лейтенант сидел под стеной, голова свесилась на грудь, из носа капала кровь, но жив. Его Торчок проконтролирует: по новой диспозиции Павло Захарович оставался приглядывать за грузовиком и всем низовым хозяйством.
Бойцы проскочили наверх в распахнутую лестничную дверь. На втором этаже было тихо – видимо, без стрельбы обошлось, дверь квартиры нараспашку. Встретил отдувающийся Земляков.
– Взяли. Даже охнуть не успел, скотина.
Скотина лежал на животе, бессильно раскинув ноги,
Нерода без особой нежности, но по-хозяйски бережно повернул харю пленника, Земляков посветил фонариком и удовлетворенно закивал в смысле – йа, йа, он.
Захваченный ошеломленно моргал и жмурился, но все равно было видно – солидный чин, не лейтенант, и все приметы сходятся. Земляков кивнул – бойцы, оставив Нероду охранять ценного фрица, бросились в соседние комнаты. Спальня, кабинет, лампа горит… Земляков занялся бумагами, Шелехов распахнул один из чемоданов. Тимофей с ходу обнаружил китель с полковничьими знаками различия, помахал трофеем. Оберштурмфюрер ухмыльнулся, ответно показал найденное удостоверение. Что там значилось, издали было непонятно, но, судя по реакции начальства, он, Нойман.
Земляков указал на мундир – да, надо бы одеть пленника: в халате, даже теплом, полковник не такой выразительный. Тимофей схватил одежду, отыскал второй, закинутый под кресло сапог – вот же фриц, аккуратность хваленая, а обувь как попало расшвыривает.
Пленного уже посадили на стул – зыркал из-под кустистых бровей, приходил в себя. Да, этот хваткий, даром что на знаках различия красноватый цвет опушки, змейка и готическая «А», указывающие на отношение к ветеринарной медицине. Тимофей прощупал ворот и карманы кителя, свалил одежду перед пленником. Тот цепко глянул на бойца в форме охранного корпуса и шевельнул скованными кистями.
Одевался полковник в молчании. В квартире было тепло, почти жарко, потрескивал огонь в печи, пахло хорошим углем, сытостью и еще чем-то душистым. Вот последний день у фрицев в городе, а как уютно ночуют, гады.
Полковник протиснул лапу с временно расстегнутым браслетом наручников в рукав кителя, застегнулся, поправил серые негустые волосики на башке и протянул кисти – заковывайте. Практически спокоен, скотина такая. Тимофей с радистом стояли в коридоре, ближе к входной двери, держали автоматы наготове. Что-то все слишком гладко шло…
Офицеры тоже хранили молчание. Нерода со своей забинтованной гниющей мордой нависал над пленным, Земляков вдумчиво изучал документы. Наконец полковник кашлянул и что-то сказал.
– Говорит, готов сотрудничать, – прошептал Шелехов.
Тимофей кивнул. Тот еще прохиндей этот герр Нойман, угадывается характер.
Земляков коротко гавкнул в ответ.
– «Надеемся, что вы благоразумны», – перевел радист.
Полковник, видимо, обнадеженный, зашпрехал длиннее и даже слегка улыбнулся.
– «Вы же русские? Неужели вы оттуда, оберштурмфюрер? Всегда мечтал посмотреть на гостей. Я могу говорить свободно, или ваша команда не полностью в курсе обстоятельств?», – перевел Шелехов и недоуменно
Тимофей хотел сказать, что переводить и вникать вовсе не обязательно, допрос – дело тонкое, там дна смыслов с наскока не достичь, но тут осознал, что дело плохо: в глубинах квартиры кто-то есть – стекло там звякнуло…
Тимофей несся по широкому коридору, готовя одновременно автомат и выдергивая из ножен штык. Но Нерода опередил, безошибочно вычислил дверь, одновременно нажал-оттянул ручку, коротко ударил в филенку, почти беззвучно вынес дверь-преграду целиком и отставил в сторону. Тимофей, припав на колено, уже целился из автомата.
Внутри пискнули…
Сортир. Тоже теплый, только сквозит. На подоконнике у приоткрытого окна сидит дамочка: коленки поджала, руки вскинула над головой – полный капитулирен!
Нерода потрогал «чирей» и укоризненно взглянул на подчиненного. Тимофей повел стволом автомата – да, не обыскали всю квартиру, так ведь она здоровенная, и сортир… Кто мог знать?
Нерода взял за шею новую пленную, снял с подоконника. При ближайшем рассмотрении ненужная дамочка оказалась пронзительно рыжей и возрастом едва ли не школьница. Но так-то ничего себе, если на рыжесть не смотреть.
Тимофей закрыл фрамугу окна, махнул успокаивающе: окна выходили во двор, был виден Сречко – стоял с вскинутым автоматом у угла. Ага, это югослав шуструю девицу пуганул-остановил, она и нашумела. Вообще-то отчаянная: за окном карниз довольно широкий, но ведь не каждая девица решится…
Пленная верхолазка помалкивала, хотя под лапой Нероды не особо и зашумишь. Ввели в гостиную. Полковник поморщился, кивнул в сторону лестничной двери и что-то пояснил Землякову. Оберштурмфюрер меланхолично пожал плечами и глянул на девицу – та дрожала плечиками и беззвучно плакала. Полковник вновь что-то сказал и презрительно поджал губу.
Земляков, оставив «прыщавого эсэсовца» охранять пленников, вышел в коридор к бойцам.
– Клиент говорит, что это подружка его адъютанта, «молодость неразборчива». Предлагает ее вышвырнуть. Кстати, он надеется, что имеет дело не «с убийцами потаскух».
– Так девчонка здесь при чем? – изумился Шелехов. – Гулящая, конечно, но пусть с ней югославы сами разбираются.
– Я ее что, удушить предлагаю?! – рассердился Земляков. – Свяжем, и пусть сидит.
– Бомбить будут, да и печка остынет, – неуверенно сказал Тимофей. – Может, ее пока с собой прихватить? Для страховки?
– Хороша страховка, полуголая и рыдает, – скривился Земляков. – Хотя, конечно, и оставлять связанной не особо… мало ли что тут. Наши сегодня к реке будут прорываться, бои усилятся, запросто может сгореть с домом. Тьфу, навязалась. Нет, конвоирование красоток в задачу группы не входит. Командование нас не поймет. Нам еще лейтенантика волочь: вдруг он тоже что-то ценное знает. Девчонку отпустим в последний момент, все равно она только про машину может немцам рассказать. Спускай ее вниз, Шелехов, пока в подъезде подождете. Старший лейтенант полковника бережно отведет. А мы, Тима, взглянем острым взглядом, не забыли ли что из документации…