Мамалыжный десант
Шрифт:
– Отож очень верно. Без своевременного питания любой парадокс пуст и поверхностен, – подтвердил Торчок.
– Будем иметь в виду те сложности и парадоксы. Товарищ старший лейтенант, давайте я вам окуляры подправлю. А то не доедут ваши очки до Будапешта, развалятся, – предупредил Тимофей.
– Точный у тебя взгляд, Тима! – восхитился Земляков, передавая помятый предмет оптики. – Ничего не упускаешь. А мы, кроты близорукие… эх.
Технический лейтенант засмеялся. Звали его Николай Тесликов, иногда казалось, что он прямо со школьной скамьи в инженеры и попал. Не, так-то спец, это видно, но малость легкомысленный.
Уже доносилась отдаленная орудийная стрельба, многоствольно вздыхал фронт. Плыли сквозь туман машины и повозки – колес не видно, звуки во влаге глохнут. На окраине городка регулировщица: флажки желтый и красный будто уже одного промокшего цвета, сама как русалка – невидимый хвост в тумане плещет, петлицы на шинели монистом краснеют. Не, есть еще яркости в этом мире, только по большей части они бойцов дома ждут. А здесь торчит из пелены острый и черный церковный шпиль, вокруг стоят каменные распятия, палисадник темнеет, как проволочное ограждение…
Далеко ушли фронты, а Европа еще большая-большая…
– Воздух! – завопили сразу несколько голосов с машин и повозок.
Тимофей сгреб автомат и вещмешок, старший лейтенант Земляков, придерживая разбухшую полевую сумку, уже переваливался через борт, командуя:
– Шустрее! Рассасываемся!
Снизу Тимофей принял у Павло Захаровича мешок с НЗ, вместе побежали в поле, сапоги немедля стали вязнуть в чуть прихваченной холодом, но цепкой, как капкан, земле. Левее трусил от дороги капитан Жор, задирал голову, пытаясь рассмотреть вражеские самолеты. Видно ничего не было, только нудящий звук нарастал – определенно «юнкерсы», несет же их, гадов, в такую погоду.
Бухнулись с Торчком в какую-то ложбинку, на дне, понятно, была вода. Тимофей закряхтел, чувствуя, как промокают шаровары.
– Отож и я говорю: никакого покою! – согласился Торчок. – Не, ты глянь, вышагивает, как на том параде.
Лейтенант Тесликов, действительно, очень неспешно, соблюдая достоинство, отходил от шоссе. Выбирал место посуше, куда ногу поставить, поглядывал налево на дорогу – там громыхнула первая бомба…
С бомбежкой у фрицев не очень вышло: из поселка ударили зенитки, немедля появились наши истребители. В небе тут же и бешено взревело, и застрекотало. Буквально через какие-то секунды один из «юнкерсов» вынырнул из дымки, перевернулся через подломившееся крыло, запылал, понесся к земле, тускло сверкнул колпаком кабины и под ликующие крики многочисленных наблюдателей ахнул в самую середину размокшего кукурузного поля. Взорвался тяжко, словно жаба обожравшаяся.
Среди небесных туч стихло почти так же быстро, как и началось. Мелькнули призрачные быстрые тени истребителей, пустившихся в погоню за драпанувшими фашистами, и вновь повисла, казалось бы, непроницаемая облачность.
– Слаженно там на небесах усе, прямо по точному графику, – отметил Торчок, поднимая вещмешок.
– Да уж, – согласился Тимофей, пытаясь отряхнуть вымокшую штанину.
Лейтенант Тесликов уже стоял у машины
– Вот что ты лыбишься? – приглушенно, но грубо поинтересовался Земляков. – Самый умный? Ну, садись в кабину, если такой храбрый и дисциплина не указ. Отдыхай в безопасности. А то вдруг простудишься или шапку уронишь. Отвечай за тебя потом, за…
Ругательство было малоизвестным, наверное, московским, сугубо интеллигентным. Но лейтенант все равно обиделся, молча сел в кабину и бахнул разболтанной дверцей. Остальные полезли в кузов, в том числе и лишившийся теплого места техник-капитан.
Злиться на нахальство распоряжавшегося Землякова капитан не стал, только негромко заметил:
– Напрасно так, Жень. Просто нет опыта у человека.
Переводчик, видимо, хотел ответить грубо, но воздержался. Лишь пояснил:
– С такими понтами у него фронтового опыта и не будет. Только и похороним дурака. А оно нам надо?
– Я объясню лейтенанту, – примирительно сказал Жор. – Он вовсе не дурак, талантливый спец, интуиция в металловедении прекрасная, ты же знаешь. А недостатки изживаются. Молодость, да. А что там, товарищ Тима, нет ли у нас чего сладкого перекусить в дороге?
Сладкое имелось, доппайком офицеры-специалисты снабжались щедро. Печенье было в хрустящих, будто накрахмаленных бумажных упаковках без названия, и само этакое хрустяще-рассыпчатое, во рту так и тает. Старшие группы считали правильным делиться – ну, Земляков вообще всегда считал, что паек общий, видимо, правильные у него политруки в училище были. Капитан придерживался тех же принципов.
Ехали, жевали, запивали холодным чаем и рассуждали о необходимости приобретения компактного кофейно-чайного термоса. Тимофею таких приборов видеть не приходилось, а ведь непременно нужно такую флягу при случае выменять или затрофеить.
Штаб фронта стоял в Тиссафальдваре. Офицеры группы ушли передавать добытые материалы, получать дальнейшие указания и оформлять фронтовые пропуска. Тимофей и Сашка – водитель «опель-пежо» – пытались отрегулировать зажигание.
Павло Захарович сидел в кабине и прогнозировал:
– Будапешт фрицы просто так не отдадут. Там мосты и отож всякое иное, очень стратегическое. Опять же заводы…
Офицерская часть группы вернулась неожиданно быстро, Земляков обескураженно объявил:
– Отзывают нас. Временно, но срочно. Тимофей, остаешься пока за старшего. Завтра-послезавтра пришлют офицера из резерва, он примет группу и транспорт, двинетесь к Будапешту, а там и мы подтянемся.
Земляков передавал бумаги и только что полученные фронтовые пропуска на машины и людей:
– «Додж» наш вот-вот должен вернуться. Передали: «Уже убыл к вам». Машины содержать как следует, никому не отдавать, как бы на вас ни жали. Если что, выходи прямо на фронтовой отдел СМЕРШ, жалуйся, не стесняйся. Вежливо, но непреклонно, как ты умеешь. О переводе водителя этого шарабана «опель-пежо» в группу я договорился. Две машины лучше, чем одна. Что ты киваешь? Прояви свойственную тебе проницательность – возражай и предлагай. Водитель-то как?
– Вполне человек. Подтянуть можно, осознает, где служит, втянется. Уф, товарищ старший лейтенант, не очень у меня поворачивается язык, но раз уж речь зашла…