Мамба в Сомали: Черный октябрь
Шрифт:
Снилось ему примерно то же самое, что и в мечтаниях, но недолго. Проснувшись рано поутру, Мойша быстро собрался и первым делом рванул к старику. Тот поначалу сопротивлялся и долго упирался, но в конце концов сдался и согласился. Просто понял, что лучшей возможности подзаработать и уехать в страну обетованную ему больше может и не представится. Договорившись, Миша побежал на вокзал за билетами.
Вечером, двадцать второго августа оба еврея стояли на железнодорожной платформе Саратовского вокзала. Вскоре они благополучно сели на поезд Саратов-Москва и помчались навстречу приключениям. В столице их встретили и сразу
Глава 18
К станку
Борис Николаевич, имея полное на то основание, собирался отпраздновать победу. «Всё сложилось, везде успех! Значит, и выпить не грех», — думал он. А какой праздник без бокала вина или рюмки водки на столе? Однако его соратники совсем не разделяли праздного настроения президента и чрезмерные возлияния считали несколько преждевременными. Поэтому сейчас Руцкой с Хасбулатовым всеми силами стремились ограничить Ельцина: двести грамм в сутки, и не капли больше!
— Борис Николаевич, вам ещё выступать завтра! — аргументировал Хасбулатов свою позицию.
— Так я ж уже на танке выступил?
— Теперь надо с балкона Дома правительства. Пусть все убедятся, что с вами всё хорошо. Вы с народом, вы боец, борец и ого-го!
— Вот же ж, панимаш! Столько трудов, столько хлопот. Я за Россию, так скать, переживаю, а мне даже рюмки выпить не дают! Где справедливость?! Мы же победили?
— Да, — кивнул Руцкой, — но нам ещё предстоит показать всему миру, что борьба идёт ожесточённая и бескомпромиссная. Для этого вам надо быть постоянно на виду и в боевой форме.
— Ну, ладно, — нехотя согласился Борис Николаевич, с нескрываемым сожалением глядя, как Хасбулатов ставит вожделенную бутылку обратно в шкаф и закрывает дверку. — И когда весь этот цирк закончится?
— Скоро, Борис Николаевич, уже совсем скоро. Двадцать первого августа наши товарищи полетят в Форос сопровождать Язова, Крючкова, Бакланова и Тизякова. С ними отправятся Лукьянов и Ивашко, он тоже в курсе всех дел. Подстрахует и, если что, смягчит обстановку.
— Твёрже надо быть, твёрже! — тут же рубанул Ельцин рукой. Настроение резко упало, и он был явно зол из-за ограничений в выпивке.
— Хорошо, Борис Николаевич, — покладисто произнёс Хасбулатов. — Всё сделаем, как вы велите.
— Сделаете, конечно! Я в этом даже не сомневаюсь! С такими, как вы, Россия не пропадёт!
— Не пропадёт, Борис Николаевич, — усмехнулся над этими словами Хасбулатов. — Никогда не пропадёт… Мы всегда рядом. Примем меры, если что.
— Угу, а теперь все на баррикады, раз такое дело. Я и сам, как отобедаю, выйду к народу, толкну речь.
— Есть! — чётко, по-военному отрапортовал Руцкой.
И они ушли, оставив хмурого и трезвого Ельцина заниматься текущими делами.
Утром двадцать первого августа указанные выше лица полетели с повинной к Горбачёву. Тяжелее всего пришлось Крючкову и Язову. Возраст всё-таки уже не тот… Ещё и тяжким грузом давило осознание предательства со стороны своих бывших коллег и подчинённых. Обоих буквально накрыло какое-то бессилие и ощущение безнадёги.
Горбачёву о том, что он свободен и в прямом, и в переносном смысле, объявила депутатская группа во главе с Примаковым.
На личную встречу с Горбачёвым всю делегацию сразу не запустили. В комнату, где он находился, сначала вошли Марчук и… Ивашко. Являясь вторым после Горбачёва человеком в партии, он, как это ни странно, во время заварушки оставался как бы над схваткой. Ну да, странностей во власти всегда хватало. Вслед за ними чуть погодя зашёл и генерал Стерлигов. Он же и ввёл Горбачёва в курс дела, выдавая на-гора требования новой власти.
— Ну, что же, Михаил Сергеевич, — начал он, — а теперь давайте поговорим об условиях вашей почётной капитуляции. Вот письмо. В нём всё указано. И не думайте, будто это моя личная инициатива. Я всего лишь посредник. Голубь мира, так сказать.
Горбачёв молча взял конверт, вскрыл его и, прочитав, вновь хмуро воззрился на окружающих.
— Михаил Сергеевич, — мягко произнёс Ивашко, подключаясь к разговору, — надо соглашаться на все их требования. Сейчас уже поздно махать кулаками, необходимо принять любые условия Ельцина, ведь с ним солидарны все лидеры национальных республик. Они хотят суверенитета? Так пусть поживут отдельно. Дружная семья народов распалась, оказавшись не такой уж дружной, как нам казалось. И, как говорится, насильно мил не будешь! Тем более все они считают, что вполне способны справиться самостоятельно. Взять, к примеру, ту же Украину. Ведь всё у неё есть: и кадры образованные, и развитая промышленность, сырьё, зерно. Донбасс вон — крупнейший поставщик угля и металла. А какое зерно тучные нивы рожают! Море, горы, граница с Европой. Или тот же Узбекистан: столько там хлопка выращивают! Пусть живут своим умом, а Россия своим. Хватит их опекать! Россия не большой брат и не цербер для трёхсот национальностей! Хотят самостоятельности, пусть живут отдельно. Не надо им мешать!
— О чём вы говорите?! Большинство глав республик проголосовало за Союзный договор!
— Это была ошибка. Сейчас всё изменилось. И мне настоятельно рекомендовали довести до вашего сведения эту информацию. Как и то, что, если вы не согласитесь, ваше здоровье может оказаться в опасности. И гэкачеписты повезут обратно не вас, как невинно пострадавшего от заговора, а уведомление о вашем смертельном заболевании. Это даже не пойдёт вразрез с той информацией, которую уже распространили все международные агентства. Выбор за вами. Но помните: именно на вас лежит ответственность за всю вашу семью.
От этих слов Горбачёва чуть ли не передёрнуло.
— Это так? — спросил Горбачёв у Стерлигова.
— Именно так! — подтвердил тот.
— Ясно, — чуть подумав, произнёс практически уже бывший президент СССР. — Я могу сделать несколько звонков, чтобы удостовериться в реальном положении дел?
— Разумеется, Михаил Сергеевич. Сейчас вы можете звонить, куда хотите. Ваш поезд ушёл! Звоните.
Горбачёв встал и направился в рабочий кабинет, благо все телефоны подключили. Больше часа он кому-то звонил, выспрашивал, узнавал обстановку и сопоставлял информацию с теми данными, которыми владел. Ещё час после активного сбора и обработки он ходил по комнате, разговаривал с женой и думал.