Мамба в Сомали: Черный октябрь
Шрифт:
Смерть Ельцина скрывали до поры до времени, но вот скрыть убийство неизвестными Горбачёва уже оказалось невозможно. Через три часа после того, как его тело было найдено повешенным на осине, международные телетайпы наполнились экстренными сообщениями о произошедшем.
Эта новость поразила всех её узнавших, а уж тех, кто никогда не афишировал свою деятельность, тем более. Всю последнюю неделю события происходили один за другим.
«Смерть Горбачёва, кто убийцы?!», «Кому выгодно?!», «Зачем убили Горбачёва?!», «За что убили Горбачёва?!», «В чьих руках будет
В это же время по всей Москве, да и по всей стране пытались найти тех, кто украл всю документацию о так называемом золоте партии и тех, кто выкрал и увёз в неизвестном направлении Пуго. Но работа милиции ещё не наладилась после произошедших событий с ГКЧП, руководству поступали противоречие задачи, а подчинённые не спешили ввязываться в мутное и опасное в свое непредсказуемости дело.
К тому же, буквально через день умер Ельцин, а вслед за ним убивают Горбачёва. Тут уж не до каких-то денег и прочего, на кону стоит судьба всего мира!
— Что будем делать? — спросил Хасбулатов у собравшихся на экстренное совещание, — Ельцин умер, Горбачёв убит, Грачёв и Руцкой при смерти. Нас, видимо, прокляли!
— Это неправильная череда событий, — отмел притянутые за уши аргументы Иваненко. — Ельцин постоянно пил, мы же говорили ему, а он…
— Хорошо, а Грачёв тогда как?
— Не знаю! Тоже много пил.
— А Руцкой?
— Ранения. Он уже, кстати, умер, отказали почки. А у Грачёва не работают лёгкие.
— Получается, из армейского руководства остался один я?! — спросил маршал Шапошников, нервно поёжившись.
— Из тех, кто в курсе всего, да. А ещё генерал Лебедь.
— Лебедь не подойдёт, слишком несообразительный.
— Надо решать, кого назначать. Сейчас все ждут выступления Ельцина, а он мёртв! Что будем делать? Говорить?!
— Нет.
— Да.
— Нам придётся!
— Нет!
Совещание медленно перерастало в панику и, так ни о чём не договорившись, собравшиеся разошлись советоваться со своими подчинёнными. А вечером пришла ещё одна неожиданная новость о захвате неизвестными телецентра Останкино. Ровно в восемь часов тридцать минут вечера группа неизвестных бородатых людей прорвалась в телецентр, сметая со своего пути охрану, оказавшую вялое сопротивление.
На входе произошёл небольшой бой, к месту которого выдвинулась почти сразу группа спецназа КГБ и МВД. Ну, как почти сразу, пока поняли, пока разобрались, наступило время девять часов вечера, и на телевизионных экранах страны началась программа «Время». Появилась всем знакомая заставка, и насыщенная политическая жизнь за последнюю неделю вновь показала свой звериный оскал.
Просмотры гражданами новостных телепрограмм в это время в стране оказывались почти стопроцентными, «Время» не смотрели только те, кто либо не мог это сделать физически, либо не имел телевизора в принципе.
На телеэкране перед собравшимся, вместо приятной телеведущей или телеведущего, внезапно возник Борис Пуго. Его опухшее лицо украшали лилово-жёлтые синяки, на голове красовалась повязка,
— Дорогие товарищи! Хочу сразу сообщить, что я жив, а не мёртв. Да, меня хотели убить, но благодаря поистине необычному вмешательству, я выжил и теперь хочу рассказать всю правду о ГКЧП и Горбачёве. Вы уже знаете, что его убили. Ельцинская клика и их подельники из республик, а также кураторы из Англии и США не успокоились на достигнутом и решили его ликвидировать. Я не могу оправдать первого президента СССР за то, что он выпустил из рук власть, но то, что произошло, не подаётся никакому описанию. Убит первый президент, его многие сторонники мертвы, кто-то в тюрьме, и всё из-за предательства наших, как я всегда считал, коллег и товарищей. И я говорю вам, что…
Борис Пуго говорил долго. Трансляцию не смогли сразу прервать, потому что растерялись. Некому оказалось взять на себя ответственность и дать приказ на прекращение передачи, а внизу башни уже шёл вялотекущий бой.
Примерно через полчаса трансляции всё-таки кто-то отключил питание от электроподстанции, обесточив целый район и телецентр, но Пуго продолжал вещать уже по радиоволне. На радиостанции «Маяк» шла в записи трансляция его голоса, и о ней сразу не подумали.
Я трясся в буханке и соображал: всё ли правильно сделано, и можно ли было сделать по-другому? Конечно, можно! Своих африканских мальчиков я пока не задействовал, оставив для себя в качестве прикрытия и для других целей. Они все уедут, как только я буду в безопасности.
Мы встретили пуштунов в аэропорту и, погрузив в автобус, угнанный с какого-то завода, повезли, вооружая на ходу, сразу к Останкино. Операция прошла достаточно быстро. Охрана телецентра оказала вялое сопротивление, была успешно разоружена.
Боевики, громко крича: «Аллах Акбар», принялись бегать по студиям и беспорядочно стрелять. Не обошлось без жертв: кого-то ранили, кого-то убили. Обуздать людей, опьянённых свободой беспредела и опиатами эликсиров оказалось сложно, но можно. Взяв несколько заложников-проводников, мы добрались до нужной студии и, оставив обороняться пару человек из наиболее надёжных, покинули это место, предварительно расставив охрану из своих людей.
Сюда же провели Пуго с женой, как он этого и хотел. Запись его выступления продолжилась, и больше здесь наша помощь не требовалась. Для обороны телецентра я привлёк специально нанятых индусов, афганцев и прочих товарищей из самых разных стран, переехавших в Союз. Все они получили настой бесстрашия и зелье зомбирования, и теперь выполняли задачи на первом рубеже охраны телебашни.
Конечно, продержаться долго они не смогут, но для нас хороша даже небольшая временная отсрочка. От телецентра мы поехали на радиостанцию «Маяк» и, захватив её, организовали трансляцию в эфире речи Пуго.