Мамино пальто
Шрифт:
Без пятнадцати шесть в дверь позвонили. Открывал я долго – пока докатился до двери, пока примостился, чтобы открыть замок, пока отъехал, да пока палкой зацепился за ручку, чтобы потянуть на себя… Целая вечность.
На пороге стоял Павел Витальевич.
– Здравствуйте, Василий.
– Здравствуйте, Павел Витальевич. Проходите, пожалуйста.
– Спасибо.
Павел Витальевич разулся, прошел на кухню. Я предложил чаю. Павел Витальевич отказался и сразу перешел к делу.
– Я прошу прощения за вторжение, Василий, но обстоятельства выше нас и наших манер. Я пришел, чтобы сообщать
– Простите, Павел Витальевич, но я не понимаю… Это невозможно.
– Тем не менее, это так. Все переводы подписаны вами. Мы сравнили, что напечатано в журнале и что приносили вы.
– Павел Витальевич, не могли бы вы принести мне папку на моем столе в комнате? Она там одна, вы не перепутаете. Я буду делать это очень долго и задержу вас.
– Конечно. Я еще хочу сказать кое-что – мой визит это не стремление вас унизить или еще что-нибудь в этом роде. Единственная цель – разобраться.
Пока Павел Витальевич отсутствовал, я пытался разобраться. Но никак не мог. Я не мог перепутать время, и додумать то, чего в материале не было! Это нонсенс!
Когда редактор вернулся и вручил мне папку, зазвонил телефон. Он теперь лежал в кармашке на коляске. Коляску мне выделило государство, бесплатно. Громоздкий, неповоротливый сундук на колесах. Но – спасибо, без него я бы не смог передвигаться вообще.
Звонила подруга мамы, которая получила сообщение на автоответчик.
– Клавдия Степановна, это правда. Я не стал бы вас разыгрывать, поверьте мне. Похороны мамы послезавтра, в час дня. В похоронной зале около кладбища, знаете этот зал? Да, в котором мы прощались с вашим мужем. Там же. Спасибо, мне тоже очень жаль.
Я повесил трубку и положил ее под плед, на колени. Звонков еще будет много, а тянутся не сподручно.
– Василий, у вас умерла мама?
– Да, вчера.
– Мои соболезнования, Василий, самые искренние!..
– Спасибо.
Он залез в карман пиджака и достал бумажник.
– Пожалуйста, не сочтите за грубость, но мне не нужны ваши деньги, – сказа я. – Более того, если вы правы и в моем переводе такая грубая ошибка, я верну вам гонорары.
– Нет, я не за этим пришел.
– Тут не о чем дискутировать. Вы не против, я проверю?
– Конечно.
Я раскрыл папку и достал черновики статьи и распечатку текста, который напечатан в журнале. Нашел то место, о котором говорил редактор и прочитал.
Рукопись:
Фонд помощи призывает всех неравнодушных ознакомиться с подробным отчетом на сайте фонда о делах Г. и П. и попытаться помочь им – внести небольшое пожертвование, которое пойдет на открытие судебного процесса по проверке приговоров в Европейском суде по правам человека.
Журнал:
Фонд помощи призывает всех неравнодушных ознакомиться
– Это не мой перевод, Павел Витальевич, – сказал я.
– Как не ваш?
– Вот так, не мой.
– Но в журнале точная копия вашего перевода. Смотрите, у меня ваш перевод с собой, здесь стоит ваша подпись.
Он указал на правый нижний угол страницы. Там действительно стояла моя подпись. Я вспомнил тот день. Мне было плохо, Сергей Андреевич вызвал мне такси, и сказал, что ничего страшного не произойдет, если я подпишу чистые листы, на которых позже напечатают текст. Я согласился, подписал их и уехал домой.
– Почему у вас рукописный текст? Вы сначала переводите на бумаге, а потом перепечатываете?
– Нет, я сдаю в рукописном переводе. У меня, к сожалению, нет компьютера. Я ведь сдал первый текст вам в рукописи, помните?
– Но Сергей Андреевич сказал, что эта рукопись, с вашей подписью, – оригинал, – настаивал Павел Витальевич.
– Нет, это перепечатка с оригинала. Оригинал бы написан моей рукой на серых листах. Черными чернилами. Пара клякс, простите за них.
Редактор читал текст черновика и сравнивал с «оригиналом». Когда он закончил, то сказал:
– Я разберусь в этом. Очень сожалею вашей потери, и еще раз предлагаю свою искреннюю помощь.
– Спасибо, но я справлюсь. Если вам не сложно, сообщите мне, когда все станет известно. Можно просто позвонить, не обязательно тратить время на визит.
Похороны прошли хорошо. Тепло и грустно. Было много приятных слов, греющих душу. Я в последний раз посмотрел на маму и поцеловал ее в щечку. Она выглядела умиротворенной. Я знал, что скоро мы с ней увидимся – она обязательно навестит меня в ближайших снах. И мне придется объяснить ей свой сегодняшний поступок.
Дядя Яков ездит чрезвычайно не аккуратно. Может быть, от того, что он слеп как курица ночью и страдает расстройством желудка, от которого теряется пространственная ориентация или еще черт знает чем, но когда его старенький фургон подъехал к магазину, где я купил маме пальто, я готов был выбежать сам, без коляски. Он помог мне выбраться из машины и вкатил в магазин. Мы подъехали к прилавку и я сказал:
– Три недели назад я покупал у вас пальто для своей мамы. Я бы хотел его вернуть.
– Почему? Оно пришло в негодность? – удивилась продавец.
– Нет, с пальто все в порядке. Но я хочу его вернуть.
Продавец сдунула темный локон со смуглой щеки и посмотрела на меня со смесью раздражения и жалости. Мне надо привыкать к этому взгляду – другого уже не будет никогда.
– То есть, изделие качественное?
– Верно.
– Почему же вы хотите вернуть его?
Потому что мне нужны деньги. У меня их нет даже на хлеб. И решение вернуть мамино пальто далось мне тяжело. Но все же далось – до пенсии еще полмесяца, и то, из нее половину выдернет похоронное агентство. Я не мог сказать, что оно не нравится маме. Маме оно очень нравилось. Но оно ей больше не нужно. Поэтому я молчал.