Мамонт

Булычев Кир

– Странное письмо, – сказал Гаузе. – Почему мне?

– А потому что ты странный человек, – ответил Чапаев. – Двадцать пять лет ревизии не было. Есть мнение, что ты – ревизор.

Старик кейфовал на диване, нежился после победы.

– Что же мне делать?

– Подшей к делу и жди.

Тут старик достал из щели за нарами синюю папочку, на которой было печатными буквами выведено:

«ДЕЛО

полковника МГБ Бессонова Терентия Васильевича.

Начато 29 августа 1976 года. Закончено расстрелом…»

Дата последняя еще не проставлена. А дата начала – сегодняшняя.

Ну

и старик. Уже успел. Может, они с Левкоем заодно? Кто их тут всех разберет?

Махнул Гаузе мысленно рукой, подшил в дело жалобу на начальника лагеря и спросил:

– Вы говорите, Василий Иванович, что здесь никто двадцать пять лет не проверял. Как это понимать?

– А так и понимай. У нас лагерь специальный. Для особо важных преступников, которых следует забыть. К нам и до пятьдесят третьего года редко начальство заглядывало. А с тех пор никто и не приезжал. Даже не знаю – доходят ли до товарища Вышинского и лично товарища Сталина мои бесконечные жалобы.

– Погодите! – воскликнул тут Гаузе. – Если к вам никто не приезжал, значит, о вас забыли!

– Нельзя забывать. Никто о нас не забывал. Просто усилили секретность, – сказал старик. – Так усилили, что птица без разрешения не пролетит.

– Нет, забыли, – упорствовал Гаузе. – Не может быть, чтобы патронов не привезли. Подумайте, Василий Иванович, – разве может быть, чтобы патронов не подвезли?

– С патронами ты меня уел. С патронами не объясню. А может, экономят?

– Неужели бы на вас пулю пожалели?

– Нет, на меня бы не пожалели. И все-таки, с чего бы им о нас забыть?

– Потому что времена изменились.

– Времена не меняются, – старик сказал. – Люди меняются, а времена не меняются.

– Сталин умер, Берию расстреляли. И как раз в пятьдесят третьем. Двадцать три года назад!

– Чего?

– Сталин, говорю…

– Врешь, – сказал старик. – Теперь-то я вижу, что ты и в самом деле – Гитлер, враг нашей Родины. Сталин никогда не умрет.

И как уж Гаузе старался, убеждал, но старик Чапаев был непреклонен.

– Потому что, – говорил он, – товарищ Сталин – мой друг и защитник.

И рассказал полководец Чапаев свою биографию.

8

– Ранили меня на реке Урал белые гвардейцы и взяли в плен. А я в исподнем был. Спрашивают: «Хочешь ли ты смерть принять или будешь нам честно служить?» А я отвечаю: «Как я есть мобилизованный насильно в Красную Армию крестьянин, то мне все равно, кому служить». Такова была моя военная хитрость. Ну, перехитрил я их, дослужил у них до конца Гражданской, потерпел вместе с ними поражение, но скрылся от наказания, а поселился на хуторе, у одной вдовы, и жил спокойно, даже в колхоз вступил. Пошел как-то в кино, а там картину мне показывают про подвиги товарища Чапаева. Понял – про меня. Рассказал я жене об этом событии, а она мне говорит: «Объявись, может, пенсию выдадут». Сообщил я о себе куда надо, проверили мою биографию, стали думать, что со мной делать, если я героически погиб много лет назад. Привезли меня в конце концов к товарищу Сталину. Принял меня вождь и говорит: «Не знаю, что с тобой делать. Столько мы с тобой вместе боевых верст прошли, Царицын защищали, Колчака разбили, из одного котелка щи хлебали, а вот теперь не могу тебя в живых оставить». Пригорюнился вождь, а я его спрашиваю: «Почему, Сосо, не можешь?» А он отвечает: «Не могу я народ обмануть.

Народ полагает, что ты погиб геройской смертью, а не нанялся врагам в наймиты». «Может, – спрашиваю, – отправить меня обратно в деревню?» «Нет, – говорит, – там уже многие знали. Пришлось уже твою жену ликвидировать и других раскулачить. Нет, убивать я тебя не могу, хоть и настаивает на этом моя государственная безопасность. Лучше я, в память о походах, дам тебе вечный срок. Живи». Вот так, выпили мы с вождем, поблагодарил я его за милость и уехал сюда. А ты говоришь – умер. Нет, с такой мудростью не умрешь.

– Так чего же вы тогда бунтуете? – Гаузе спросил. – Покорялись бы!

– Вот тут ты не понимаешь, – Чапаев возразил. – Не знает наш вождь, что вдали от него подручные творят. Скрывают от него правду. Сталин только изолировать хотел – а им бы со свету сжить. И ты меня не сбивай, потому что и у меня идеалы есть. Дойду до Сталина и всю правду ему расскажу. А если, по твоей вражеской версии, Сталин умер – к кому я пойду? Вот достроим мы железную дорогу на помощь китайской революции, я тогда выйду по амнистии и все Сталину расскажу.

– Не нужно уже помогать китайской революции, – сказал печально Гаузе, хоть и не рассчитывал на понимание. – Потому что власть в Китае захватила враждебная нам клика Мао Цзэдуна.

Старик и возражать не стал такой крамоле и идиотству. Только подошел к двери и крикнул в задвижку:

– Возьмите от меня врага народа, сущего Гитлера, с которым я оставаться не могу – задушу его ненароком. Как Бухарина задушил, чтобы он на честных зэков начальству не стучал.

9

Отделили Гаузе от честного полководца, повели по коридору. Солдат спросил его:

– Ну куда тебя, врага, подселить?

Открыл дверь соседнюю. Там сидит за столом человек в железной маске, забрало маленькое приоткрыл, хлеб туда крошками пихает.

– Принимайте врага, – солдат сказал. – Чапаев с ним жить не хочет.

– Почему же? – человек в железной маске спросил. Голос глухой, внутри маски звуки блуждают, с трудом наружу выбираются.

– А он вредные вещи высказывает. Будто товарищ Сталин дуба дал, а товарища Берию расстреляли.

– Расстреляли? Нет, такого я не приму. Веди дальше.

А в коридоре уже полковник Бессонов стоит.

– Что случилось? – спрашивает.

Объяснил солдат.

– Не знаю, что с тобой делать. Клевету распространяешь, надо бы тебя засудить, да суд на перерыв удалился. А что у тебя за папочка в руке?

– Эта?

Гаузе и забыл, что папку с делом Бессонова с собой из камеры унес.

Взял папочку полковник Бессонов, прочел заявление, вернул папку Гаузе и говорит:

– Не верь ты им, П-234. Собрание мы в прошлом месяце проводили. Левкой на него сам не пришел. Значит, говоришь, Сталина с Берией расстреляли, а о нас забыли?

– Сталин сам умер.

Полковник к ушку Гаузе наклонился и прошептал:

– Очень даже допускаю. Давно пора.

Вслух как завопит:

– За такую клевету мы тебя в живых не оставим! Ты на что руку поднял? Ты кого обидел? Ты в лице наших вождей всех рядовых сотрудников безопасности обидел!.. Что же мне с тобой сделать?

– Я лучше уйду от вас, – сказал Гаузе.

– Нет, уйти ты не уйдешь, отсюда никто еще не уходил. Мы лучше тебя психом объявим. В госпиталь изолируем. А ну, охрана, выкинуть из больницы всех симулянтов!