Мамонты
Шрифт:
— Следующая остановка — Зубовская площадь…
И тут я вспомнил.
Это была жена Штирлица. Как же фамилия актрисы, которая сыграла ее в одном-единственном и то немом эпизоде? Забыл… Она не очень известна в киношных кругах, редко появлялась на экранах, вероятно — всё отдала театру, сцене… Как же ее зовут? Ведь об этой ее роли судачили не меньше, чем о самом Тихонове, игравшем Штирлица…
Вспомнил: эту актрису звали Элеонорой Шашковой, именно так.
А что, если это не она?
Теперь перед моими
В маленьком берлинском ресторане появляется жена Штирлица, которую зовут Сашенькой — лишь однажды мы увидим ее в фильме.
Ее сопровождает наш человек, изображающий ихнего.
Они садятся за столик. Поодаль от другого столика, за которым чадит сигаретой безмерно усталый и чем-то подавленный завсегдатай — советский разведчик Юстас, он же Максим Исаев, известный тут как Макс фон Штирлиц.
Спутник жены, извинившись, отходит к стойке буфета, заказывает по чашке кофе, себе отдельно — рюмку коньяку. Озабоченно поглядывает на часы: времени для свидания — в обрез, лишь несколько минут.
Идет фонограмма: проникновенная и печальная музыка Микаэла Таривердиева.
Жена Штирлица, наконец, перехватывает взгляд мужа.
Он каменеет от неожиданности, но ни вскриком, ни жестом не выдает своего волнения. Шевельнешься — и засекут, и тогда всем капут…
Они смотрят в глаза друг другу.
Как давно, как долго они не были рядом. Как отчаянно истосковались, лишь во сне видя родные черты. Дни, месяцы, годы — не то, что без ласки, но и без участливого взгляда. А ведь есть еще и обычные, повседневные тяготы жизни, преодолевать которые лучше бы вместе, но и этого они лишены.
А каких трудов, какого риска стоило организовать хотя бы эту встречу!
Наш человек у буфетной стойки, ее спутник, смотрит на часы. Просит буфетчика нацедить еще рюмку, чтобы не выдать своего напряга.
Двое любящих людей, через весь зал, смотрят в глаза друг другу.
Сколько тоски, сколько душевной муки в этих взглядах!..
Наконец, спутник у буфетной стойки принимает решение: пора.
Возвращается к столику, берет даму под руку, ведет ее к двери.
И всё.
На протяжении эпизода герои не проронят ни слова. Лишь взгляды — глаза в глаза. И музыка Микаэла Таривердиева.
Как в том безмолвном, немом кино, где снималась когда-то моя молодая мама.
Только глаза.
И еще — музыка, которую играет на стареньком пианино тапер, поглядывая на экран.
Нет даже закадрового текста, хотя, вообще, в этом фильме голос за кадром звучит довольно часто и объясняет многое.
Да, конечно, это единственно правильное режиссерское решение. И я рукоплещу ему — тоже безмолвно, мысленно.
Сравнительно недавно, в июле 2004 года, газета «Московский комсомолец» опубликовала пространное интервью с режиссером фильма «Семнадцать мгновений весны», народной артисткой СССР Татьяной Михайловной Лиозновой.
Думаю, что читатели газеты
«…Я его не видела вообще. Только когда он мне свой сценарий сунул — на том кончилось наше с ним сотрудничество. И когда я показывала первый раз материал группе, разрешила прийти даже некоторым из родных. Смотрели сырой материал. Даже встреча с женой шла без музыки. И сцены этой, кстати, вообще не было в сценарии. И Юлиан, которого не звали, случайно попал на просмотр.
Через день в „Неделе“ появился его рассказ на разворот… Называется „Встреча с женой“. И жутким языком он описывает то, что видел на экране. Читаешь и начинаешь себя презирать: это у меня так было! И еще: она сказала то, а он сказал это. В моей же сцене они не разговаривают. Но ему-то надо было как-то доказать… Пусть лучше скажут: „А это Татьяна взяла и выбросила весь текст…“»
Я не читал в «Неделе» упомянутого рассказа Юлиана Семенова «Встреча с женой». Верю Лиозновой, что он был плох. Как плохо в литературе, в искусстве всё вторичное. Юлиан обладал этим сомнительным даром: писать временами из рук вон плохо. Тем паче, когда пытался возместить в говорильне, в размазне натужных диалогов трагическую глубину молчания.
Но так ли всё просто на самом деле?
Почему этой встречи Штирлица с женой изначально не было в романе «Семнадцать мгновений весны»?
Почему, ошеломленный успехом этого эпизода у зрителей — действительно, лучшего в сериале — он и в дальнейшем не пытался включить его в текст романа, хотя бы тот, худенький, что в спешке нацарапал для «Недели»?
Нет, он вовсе не случайно был так угрюм в своем упорстве.
Дело в том, что никакой реальной встречи Штирлица с женой в берлинском ресторане быть не могло.
А что могло быть?
Я совершенно уверен, что Татьяна Лиознова вовсе не выдумала, не высосала из пальца (пусть она извинит мне изысканность метафор) забойный эпизод своего фильма.
Догадываюсь даже, как он возник.
В одной из последних глав романа «Семнадцать мгновений весны» у Юлиана Семенова есть эпизод, датированный с намеренной точностью: 17 марта 1945 года, 22 часа, 57 минут.
Штирлиц встречается со связником из Центра в ночном баре, причем — и это важно! — действие происходит не в Германии, а в Швейцарии, на нейтральной будто бы земле.
«Штирлиц спросил связника:
— Как у вас со временем? Если есть десять минут, тогда я напишу маленькую записочку.
— Десять минут у меня есть — я успею на парижский поезд. Только…
— Я напишу по-французски, — улыбнулся Штирлиц, — левой рукой и без адреса. Адрес знают в Центре, там передадут.
— С вами страшно говорить, — заметил связник, — вы ясновидящий…
Связник заказал себе большой стакан апельсинового сока и закурил…»