Мамы-мафия
Шрифт:
Нелли недоверчиво засопела.
Юлиус нашёл в фанере откидную крышку и открыл её.
– Посмотри же, Нелли, у тебя здесь есть свой собственный телевизор, – восхищённо сказал он.
– Он чёрно-белый, – прорыдала Нелли и разъярённо добавила: – Я считаю, что это гадко с вашей стороны, что вы решили развестись, а я должна жить в такой дыре.
– В энергетической дыре, – сказала я. – Это в принципе даже неплохо. Никакого электрического смога и так далее. Труди будет в восторге от такого количества позитивной энергии. Я сейчас расскажу
Но это была неправда. При дневном свете всё выглядело так же ужасно, если не ещё ужаснее. Ванная на втором этаже была выдержана в жёлтых и коричневых тонах и так своеобразно украшена цветочками, что уже чистка зубов вызывала мигрень.
– Я позвоню сейчас папе и скажу, чтобы он меня забрал! – закричала Нелли в десятый раз с шести часов. Она уже попыталась послать всем своим подружкам смс-ки, но даже в саду не было сети, что привело к ужасным вспышкам неистовства. В промежутках между криками она слушала в своей комнате рок-музыку на полной громкости.
Я попыталась приготовить в кухне завтрак, но Лоренц, хотя и разморозил холодильник, не забил его продуктами. Не было даже кофе. Я нашла только коробочку мятного чая и заварила его целый чайник. По крайней мере Юлиусу голодание не повредит.
– Как только откроются магазины, мы пойдём вовсю закупаться, – пообещала я.
– Но я ужасно голодный, – сказал Юлиус, снова бодрый и здоровый.
– И я успею умереть с голоду, – пробрюзжала Нелли. – Почему ты раньше не подумала о том, чтобы обеспечить нас едой, ты, кукушкина мать?
Потому что кукушкина мать до вчерашнего вечера не знала, что сегодня утром она проснётся в кошмаре красного дерева с пустым холодильником.
Наконец рассвело. Дневной свет не улучшил впечатления от обстановки.
– Окей, – сказала я, не в силах больше выносить брюзжания Нелли. – Сейчас ты можешь позвонить отцу. – Я рассердилась, что не позволила Нелли ещё в шесть утра выдрать его из постели. Но подобного рода предупредительность глубоко укоренилась во мне: по воскресеньям и праздничным дням папа должен выспаться.
Лоренц, похоже, отказался забрать Нелли, потому что она довольно скоро швырнула обтянутую парчой трубку бабушки Вильмы на телефонный столик и прокричала:
– Нет, ты хочешь поговорить с мамой! Мама! Папа хочет с тобой поговорить! – По лестнице красного дерева она разъярённо побежала в свою комнату и так хлопнула дверью, что весь дом затрясся.
У меня было подозрение, что Лоренц совсем не хочет со мной разговаривать.
– Ты мне мешаешь! – рявкнул он на меня. – В чём дело? Вы выехали меньше двенадцати часов тому назад, а Нелли уже хочет въехать ко мне обратно!
– Вот именно, – сказала я. – Она, видимо, унаследовала твой чувствительный вкус, потому что у неё аллергия на обстановку бабушки Вильмы. И твои плакаты не кажутся ей классными. Я, кстати, не знала,
– Сейчас это твой дом, ты можешь менять там всё, что тебе не нравится, – сказал Лоренц. – Включая мои плакаты. Оооо да!
– О нет, – ответила я. – Что, чёрт побери, ты делал здесь все эти недели, Лоренц? Полировал красное дерево? Даже холодильник пустой! В отличие от шкафа с одеждой бабушки Вильмы. И шкафа с пластинками. Оперные арии для тенора и баритона из семидесятых годов. Просто классно.
Лоренц молчал.
– Лоренц, ты у аппарата?
– Но ненадолго! – Было такое впечатление, как будто он разговаривает с полным ртом. – Поскольку ты предпочла спрятаться у своих родителей, то ты вряд ли можешь сейчас жаловаться на обстановку.
Хаха, и ещё как могу!
– Лоренц, ты мне пообещал оборудовать для нас дом. Оборудовать означает, что в нём можно жить. Но ты просто добавил весь наш хлам плюс то, что ты не захотел иметь у себя, к хламу твоей матери.
Лоренц резко зачмокал.
– Что ты там делаешь? Лоренц?
– Что такое?
– Почему ты не убрал всё в доме, как обещал?
– Я выволок из дома кучу ящиков, можешь спросить у Нелли! – ответил Лоренц. Сейчас это звучало так, как будто он шипит.
– О да, я в этом уверена, – прошипела я в ответ. – Ящики с наличными, с драгоценностями, с мессенским фарфором и редкими изданиями! Весь остальной мусор ты оставил здесь.
– Потому что я думал, что тебе, может быть, что-нибудь из этих вещей понадобится, – сказал Лоренц. – Извини, пожалуйста, за то, что я хотел оказать тебе услугу.
– Ну класс, спасибо, я очень рада! Ведь лечебные чулки и норковые шапки нынче так дороги!
Лоренц только пыхтел.
– Лоренц? Что ты там, собственно говоря, делаешь?
– Сижу на тренажёрном велосипеде, если ты не против, и хотел бы сейчас закончить разговор. Ещё! Ещё!
– Что? Закончить или ещё?
– О Боже, Конни, пока ты была в отпуске на Пеллворме, я крутился здесь, следил за сантехниками, решал вопросы по хозяйству, заботился о твоей дочери и – last but not least – работал по восемьдесят часов в неделю. Ты не думаешь, что пора уж и тебе вооружиться рюкзаком от Красного Креста и запихнуть туда шмотки моей матери? Не пора ли тебе повзрослеть?
Я попыталась глубоко вздохнуть и посчитать до десяти, в то время как Лоренц, очевидно, подобрался к самым высоким цифрам на эргометре.
– Пожалуйста, подумай о своих детях. Ты не боишься, что их чувство вкуса пострадает, если им придётся существовать в этой обстановке? Дом забит так, что здесь практически невозможно жить. Мне срочно нужны деньги на ремонт, потому что у меня на карточке зияющая пустота, как ты, вероятно, знаешь. Конечно, я не имею понятия о ценах, но с пятьюдесятью тысячами евро мы наверняка продвинемся вперёд. Ванные надо заново обложить плиткой, и нам нужна новая сантехника.