Man and Boy, или История с продолжением

Парсонс Тони

Сид стремительно пересекла комнату и ухватила его за нос большим и указательным пальцами.

— Ты отчалишь, когда я тебе разрешу, слоник, — заявила она, и он взвыл оттого, что она заставила его подняться на носки. — А это будет не раньше, чем ты уберешь всю эту грязь. Не раньше. Дошло?

— Хорошо, хорошо! — проблеял он, и вся его американская бравада растаяла перед лицом чего- то настоящего.

Пока Сид организовывала уборку, я повел Пэта наверх спать, по дороге вышвырнув из ванной яростно совокупляющуюся парочку. А когда спустился, прочтя

Пэту сказку и уложив его, Салли, Стив и их прыщавые друзья нехотя убирали со столов и оттирали пол.

— Где ты научилась это делать? — спросил я у Сид.

— В Техасе, — коротко пояснила она.

Выяснилось, что проку от них в уборке нет никакого, точно так же как, думаю, не будет от них проку ни в каком другом деле, которое они попытаются сделать в своей безмозглой жизни, сплошь в дизайнерских лейблах.

Одних слишком сильно тошнило. Другие были слишком глупы.

Стив выдавил почти все содержимое бутылки с моющей жидкостью с запахом лимона на пол, а по- том в течение часа пытался убрать пену, которая лезла отовсюду, как будто сошла с ума автомойка. В результате нам с Сид пришлось почти все делать самим.

Мы выставили их, когда уже рассвело. Я задержал Салли и засунул ее в такси. Она не извинилась. Она все еще злилась на меня за то, что я не понимаю, что настоящая любовь иногда оставляет пятна в квартире.

— Я надеюсь, ты доволен, — сказала она, уходя. — Ты отнял у меня шанс, Гарри. Теперь Стив, наверное, вернется к Ясмин Макгинти. К этой кривляке.

Когда мы, наконец, остались одни, Сид принесла мне чашку кофе.

— Тебе хочется быть помоложе, чтобы понимать все это? — улыбаясь, спросила она.

Я обнял ее и почувствовал, как зеленое платье скользит у меня под руками. Я поцеловал ее. Она поцеловала меня в ответ. И тут зазвонил телефон.

— Салли, — сказал я. — Ей в голову пришла еще одна глубокая мысль.

— У нее там уже ничего не осталось, — рассмеялась Сид.

Но это была не Салли. Это была Джина. Однако обычного короткого гудка, как при междугороднем звонке, не раздалось. Поэтому я сразу понял, что Джина уже не в Японии. Это был местный звонок. Она снова в Лондоне.

— Я только что поняла одну вещь, — заметила Джина. — Это единственный телефонный номер на свете, который я помню наизусть.

29

Я приехал на десять минут раньше, но Джина была уже на месте и пила кофе с молоком за столиком на двоих в глубине кафе.

Она слегка похудела из-за всех этих сашими и суши, и на ней был строгий костюм, которого я никогда раньше не видел, — явно сшитый на заказ дорогой костюм. Преуспевающая женщина из делового мира.

Она подняла глаза и увидела меня, и я сразу понял, что это прежняя Джина — ее улыбка, ее бледно-голубые глаза. Но она стала немножко старше и значительно серьезнее, чем я ее помнил. Та же женщина, и одновременно в чем-то изменившаяся.

— Здравствуй, Гарри, — сказала она, вставая, и мы нервно улыбнулись друг другу, не зная, что будет правильней: поцеловаться или пожать друг

другу руки. Ни то ни другое не казалось сейчас уместным. Вместо этого я быстро похлопал ее по руке, и она вздрогнула, как будто ее дернуло током. Но главное, что неловкий момент уже миновал.

— Ты хорошо выглядишь, — сказала она, садясь и вежливо улыбаясь, хотя в прежние дни никогда не заботилась о том, чтобы вести себя вежливо.

И она тоже выглядела хорошо. В ее совершенном лице отражалась и та девушка, какой она была раньше, и та женщина, которой она скоро станет. Есть люди, обретающие обаяние с возрастом, и есть люди, которые с возрастом теряют его. А, кроме того, есть такие люди, как Джина: на них начинают оглядываться еще в детстве и никогда не перестают.

Но, как и все красавицы, Джина никогда не любила излишних комплиментов, видимо, полагая, что те, кто так хвалит ее внешность, не видят ничего глубже. Я решил, что она и сейчас того же мнения, и потому сказал осторожно, стараясь не переусердствовать:

— Ты тоже хорошо выглядишь.

— Как Пэт?

— Очень даже неплохо, — рассмеялся я, и она рассмеялась вместе со мной, ожидая продолжения. Но тут подошел официант, и мы прервали разговор и заказали еще кофе с молоком, а когда он ушел, снова заговорили о нашем сыне.

— Могу поклясться, что он подрос, — высказала свое предположение Джина.

— Все считают, что он растет как на дрожжах. Может быть, я не замечаю этого, потому что вижу его каждый день.

— Конечно, — ответила она. — Но я-то замечу разницу. Ведь я не видела его уже пару месяцев.

— Четыре месяца.

— Да нет, конечно же, не так долго.

— С лета. Уже четыре месяца, Джина. С июля по октябрь. Посчитай.

Как ей только в голову могло прийти, что ее не было всего пару месяцев? Уже четыре с лишним. А мне казалось, что еще дольше.

— Как бы то ни было, — ответила она слегка раздраженно, — расскажи мне про Пэта. Я жду не дождусь, когда увижу его.

Что изменилось? Я осмотрелся вокруг, пытаясь вспомнить, что же именно изменилось с тех пор, как Джина уехала в Японию. И меня поразило, что кафе оставалось таким же, как и раньше.

Это было одно из тех мест, в которых пытаются придать центральным улицам Лондона атмосферу переулочков Марэ. Здесь была цинковая стойка бара, доска с нацарапанными мелом названиями вин, деревянная полка с газетами и расставленные на тротуаре столики. Они даже английский завтрак назвали каким-то французским словом.

Это было совершенно обычное кафе рядом с нашим домом, и мимо него спокойно можно было пройти и даже не обратить на него внимания. Но это место для нас значило очень много. Мы с Джи- ной приходили сюда, когда Пэт еще не родился, в те дни, когда мы были так близки, что даже не чувствовали потребности разговаривать друг с другом. А ближе и быть не может.

— В школе все в порядке, — заговорил я. — Ах, да, вот что изменилось. Детский сад был кошмаром, но в школе он нашел хорошего друга и все идет отлично.