Манагер Антон
Шрифт:
Вдруг его так сильно задели по плечу, что рука не удержала бокал и остававшаяся кола вытекла на стол, хорошо на костюм не попала. Антон резко встал и обернулся, оказавшись перед покачивающимся кирпичным толстяком, тем самым, что был с ней.
– Паря-я-я, – замычал Кирпичный, цепляясь за руку Антона, – и-и-и-иви. И. Из. Ви. Ни.
– Да… Бывает.
Толстяк глубоко вздохнул.
– Ты-ы-ы хорош. А меня развезло, как покурил на входе, – как и все пьяные, толстяк тянулся к общению. – Давай я куплю тогда. Извини. Ты что хочешь?
– Ничего. Спасибо. Я ухожу.
Маленькие,
– Я не люблю, чтоб мои предложения… отклоняли, – просипел он. – Если бы меня задели, я бы…
Толстяк сжал кулаки и прокрутил их, словно показывая, как сворачивает чью-то тоненькую шею – старый, но всегда понятный в России жест.
– Бери самое дорогое пиво. Или нет. Виски тебе или что? Эй, девочка! Официантка! Сюда!
– Спасибо, – сказал Антон, пытаясь мягко освободить руку. Люди вокруг, пусть и не все, но уже перестали их разглядывать, понимая, что зрелищ не будет и парень сгладит настрой пьяного мужика. – Все нормально. Ничего такого не произошло.
– Ты ошибаешься, паря, – мужик не останавливался.
Антон вздохнул – ну вот почему? Стоило появиться красивым, ярким мыслям о человеке, о каком приятно мечтать, как сразу судьба тормозит порхающее счастье в груди видом толстого, пованивающего потом уродца. Такой полет, такое светлое одухотворение от удивительного чуда, и сразу черный шар судьбы в ответ: проблема, и неизвестно, чем закончится. Но ведь закончится? Эх, поскорее бы! Да… Сидел спокойно и молча, пялился незаметно, не знал, как быть, и расплатился, чтобы уйти. Но этот хрен задевает именно его, безобидного Антона! Ау, судьба?! Он хотел общаться с Ней, а не с ее уродливым обрамлением. А если Она вернется, то в каком виде теперь мне придется предстать? Ведь точно или в плохом, или в странном. Что за выбор? Зачем?
– Ну… ладно, – Антон перестал колебаться. Он не хотел раздражать пьянь, это всегда бессмысленно. Но с такими быдланами никогда не угадаешь, чего они захотят учудить. – Ну, наверное, можно кофе.
Нахмуренные брови деда сразу разгладились, затуманенный взгляд стал менее опасным.
– Правильно. Я люблю, когда говорят честно. И вон она, – он показал подбородком на их стол. – Хорошая девочка, и я понравился. Я. Разглядела меня… В человеке-то главное то, что внутри. А моя жизнь такая непростая была раньше. А она увидела и оценила. Вот так! Сама сказала… Не помню… Я сразу понял, что видит мою душу… Идем к нам за стол!
– А это удобно? – Антон совсем загрустил: выпить залпом предложенный кофе и быстро исчезнуть не получалось. Вот черт! Как утомил старый урод, и ничего не сделаешь, чтобы не рассвирепел.
– Я тебя приглашаю!
– А ей?
– Ей тоже. Шикарная женщина, я ей понравился, она увидела душу… И ты понравишься… Наверное… Бери еще и пошли. Мне лучше опереться на тебя… нога болит. Но иду сам! Не тащи меня. Я всю жизнь сам! Всю мою нелегкую жизнь. И вот она заметила, поняла. Какая девочка. Знал, что такие есть. Ради такой ничего не жалко. Красотка она у меня… Ну не у меня, но… А кто знает… Может, я своей жизнью доказал, что заслужил такую.
Он стоял
Антону не хотелось представать невольным помощником этого мужика перед так глубоко восхитившей женщиной. Но это был случай понять, как она, такая, могла оказаться с Кирпичным. А главное, увидеть Ее ближе, почувствовать глубже, запомнить лучше… И пусть в глупом образе, нисколько его не характеризующем, но, наверное, стоило попробовать. Может, это судьба? Познакомиться с Любовью так тупо – поддерживая стареющего, пованивающего мужика? Судьба, ау, за что?
Хотя при иных обстоятельствах он, наверное, никогда бы и не заговорил с ней. О чем? Что бы могло зацепить и выделить его из толпы сотен жадных до жизни мужиков, заученными комплиментами начерпавших смелости для знакомства с ней? Значит, эта пьянь рядом во благо. Идти вместе к Ней? Или все-таки убежать и надеяться на новую встречу, где он предстанет в образе поинтересней? Чушь! Боясь бичевания за упущенный шанс, за иллюзорные надежды повторной щедрости судьбы, глубоко вздохнув три раза, он смог отогнать мысль сбежать, быстро взял вещи и подхватил кирпичного под руку.
– Так пойдет? – уточнил он.
– Прекрасно. Меня зовут Виктор Иваныч. Тебя?
– Антон.
– Анто-о-н – г-а-а-ндо… – сверкнул своим пьяным юмором Виктор Иванович, подмигивая, но не закончил. – Шучу, пацан, будем знакомы. Ну пошли. Веди. И осторожнее…
И они тронулись в короткий, но нервный путь. Нервный из-за неудерживаемых Антоном покачиваний Кирпичного, повидавшего, как говорят, жизнь и хорошего, возможно, человека в целом, на поверхности, но это если бы он к Ней никакого отношения не имел и не пытался так тяжело опираться на Антона.
Путь был, как казалось осторожному даже в мелочах сердцу, сорокасемисекундный, но ставший началом чего-то важного в его жизни. Путь, что отделял от места, где была Она. Самая лучшая.
Та, что заполнила счастьем память Антона, сидела неподвижно, словно в сиянии особенного света посреди размытых до серости людей вокруг. Она смотрела непроницаемо и холодно, когда они подходили.
– Это Нелли, – заявил Виктор Иваныч, гирей свалившись на стул. – А это Антоха. Я привел его, нормальный парень. Если возражения, он уйдет. Но я задел его и облил. Пусть посидит, угостить хочу его.
Девушка теперь неприязненно взглянула на Антона, а затем, ни слова не говоря, отвернулась.
Антон, пытаясь сдержать намечавшуюся дрожь в руках и голосе, стоял прямо перед ней. Как же хочется уйти! А лучше убежать, но ведь пьяный Виктор Иваныч начнет орать ему вслед. Только это остановило, но молчание нужно было прекращать.
– Здравствуйте… – голос подвел, и он начал дрябло, как бы извиняясь. – Я, наверное, пойду. Я…
– Да кончай, – сразу перебил Виктор Иваныч. – Усаживайся, братишка. Я тебе сказал, что она будет рада с тобой познакомиться. Ты рада, так?