Манагер [СИ]
Шрифт:
— Много стоят.
Я фыркнул со смеху:
— Ну ты даёшь! Вот это определение! Я и без тебя знаю, что много! Что, более точного определения цены нет?
— Нет, а что ты хотел? Чтобы дочь купца тебе тут же дала точную оценку всех камней и работы мастеров-резчиков? — возмутилась Рила — вот эти прозрачные стоят дороже, они редкие, зелёные тоже, видишь — они не в дереве, а в кости вделаны — эту кость привозят с севера Арзума, издалека, кость твёрдая, резать её сложно. Применяют только для дорогих изделий. То, что в дереве — вот эти желтоватые и фиолетовые камешки — более дешёвые поделки, они в ароматном дереве гаура,
— Ну, уж конечно, не с грабежа одиноких прохожих — съязвил я — само собой, с банды!
— Ну чего ты злишься — я правда не знаю им цену — заморгала Рила — возьми несколько вещей, да сходи к ювелиру — только не к одному — там им не меньше десятка у рынка сидят. Вот там цену и узнаешь. Монет сколько здесь?
— Не считал. На взгляд — тысячу, наверное.
— Нет — тысячи полторы, это точно! — опытным глазом окинула кучку Рила — тут уж я разбираюсь.
Мы взялись пересчитывать мои сокровища — точно — оказалось тысяча пятьсот семьдесят три монеты.
— Рила, скажи, а сколько стоит хорошая, красивая рабыня?
Девушка сощурила глаза и с подозрительно спросила:
— Это ещё тебе зачем? Собрался наложницу купить? Меня, что ли, мало? Вот вы мужики какие кобели!
— Ну чего дурью маешься! — рассердился я — всё одно на уме! Для дела спрашиваю!
— Какого такого дела?! — не успокаивалась Рила — у вас, мужиков, одни дела — залезть на какую-нибудь бабу!
— Дура! Я хочу узнать — могу ли я выкупить Аргану, или нет!
Рила сразу успокоилась:
— Так бы и сказал, а то — «рабыню хорошенькую хочу!»
— Тьфу! Не говорил я так! Вот бабьё вредное! Всё перевернут! Так получится у меня выкупить за эти деньги и драгоценности Аргану, если что?!
Рила погрустнела и молча помотала головой:
— Нет. Насколько я знаю — нет. Женщины акома на рынке очень редки и считаются этаким «деликатесом», кроме того, есть поверье, что если мужчины регулярно совокупляются с женщиной акома, то молодеют — она поставила ладони, как бы защищаясь — я знаю, что это враньё, что это досужие байки, но вот — что слышала, то и говорю! Женщин акома давно бы переловили, если бы не боялись ваших воинов — они славятся силой и ловкостью. Кстати, есть ещё поверье — она насмешливо ухмыльнулась — что мужчины акома так же приносят молодость и женщинам, с которым переспали! Так-то вот.
— Это не потому ли ты на меня запала? — ухмыльнулся я — а то всё — любовь, любовь...
— Дурак ты — Рила явно обиделась и отвернулась к стене, потом не выдержала и прыснула со смеху — конечно! Надо же помолодеть! Ну и любовь — тоже.
Мы с ней посмеялись — конечно, она шутила. Я бы почувствовал фальшь — всё-таки не первый день на свете живу. А может и не почувствовал бы?...
После атмосферы прохладного каменного дома было тяжко окунаться во влажную жару припортового города. Сегодня было очень тихо, и обычный полуденный ветерок, разгонявший дневную жару, почему-то решил взять отпуск и отлежаться в глубине джунглей.
Я шагал по улице вверх, к рынку, стараясь держаться в тени огромных деревьев, на которых висели плоды в виде небольших гроздей — что-то вроде аналога нашего тутовника. Воровливо оглянувшись, я подпрыгнул и сорвал одну гроздь, тут же засунув её в рот, как будто кто-то мог её отнять. Мне стало смешно от
Впрочем, эти заблуждения тут же развеял патруль Стражи, грозно прошагавший посередине улицы, так зорко оглядывая прохожих, как будто сразу же обвинял их в различных преступлениях, самым незначительным из которых было отцеубийство и изнасилование трупов девственниц.
Стражники равнодушным взглядом провели по мне — я изобразил, что они мне глубоко безразличны — идя мимо и не замедляя шаг, глядя вперёд стеклянно-надменным взором — они отвернулись и пошли дальше. Лишнее внимание мне было ни к чему, особенно тогда, когда моя боеспособность слегка снизилась из-за ранения.
Моя раненая рука покоилась, как и раньше, на перевязи, бинты были освежены и под ними она страшно чесалась, что причиняло жуткие неудобства. Потом я догадался — отключил ощущения в этой руке и облегчённо вздохнул, поругав себя за недогадливость — «хорошая мысля, приходит опосля!»
Всю дорогу к рынку я думал о моих отношениях с Рилой, о моём будещем с ней — если таковое будет. Она мне очень нравилась — своей неуёмной энергией, искренностью, мужскими чертами характера — в ней не было видно слабины или подлости, но раздражала она меня иногда просто невероятно — бесцеремонно вмешиваясь в мою жизнь, настойчиво требуя от меня того, что мне не нравится, безапелляционно рекомендуя какие-то действия или навязывая своё мнение по некоторым вопросам. Пока я спускал ей это, но скоро с таким положением дел надо будет что-то делать, иначе она точно меня подомнёт, как подмяла своего отца.
Я и раньше замечал у женщин, волею судеб поставленных на руководящие должности такую черту — они всегда правы, они не подлежат критике, они знают всё на свете и лучше всех знают, кому как поступать в жизни. Таких женщин я сторонился — впрочем, для таких бизнес-леди и сам я не представлял никакого интереса — я же не Тарзан, чтобы потрясать женщин своими статями, снимая трусы на сцене. Впрочем — теперь я выглядел ничуть не хуже, а если бы мне пришлось встретится в бою с таким качком — он бы умер через полсекунды. Я никогда бы не мог подумать, что специальные тренировки в течение полутора лет, практически каждый день, могут сделать из увальня машину для убийства. Хотя — а чего я хотел? Я же ещё — не просто человек, которого шибко тренировали, я симбионт, сложная система, аналогов которой на Земле нет.
Что касается Рилы и её семьи — чисто технически мне было очень удобно иметь некую базу, на которой можно всегда отлежаться (прямо-таки по Фрейду подумал!), получить консультацию и помощь, но я понимал, что за это тоже придётся платить — если не деньгами, то частью своей свободы и независимости.
Но так уж по честному разобраться — свободны ли мы полностью в нашем мире? Всегда есть те, кто от тебя зависит и кого ты не можешь покинуть на произвол судьбы, кому ты дорог и кто тебе дорог. Как там сказал Маркс, незаслуженно забытый в наше время попсы и кока-колы: «Свобода есть осознанная необходимость». То есть — я свободен уйти, забыть Аргану и Рилу, оставить их и наслаждаться жизнью — я легко могу тут устроиться, со своими способностями и умением выживать, вот только буду ли я после этого тем же Василием Звягинцевым, потомком донских казаков и раскулаченных крестьян?