Маньчжурские стрелки
Шрифт:
Остальные стрелки переглянулись, однако промолчали, давая понять, что окончательного решения пока что не будет.
41
…После стычки на железнодорожном переезде прошло несколько напряженных минут. Появилась подвода, на которой сидели трое полицаев, однако Беркут решил не трогать их, поскольку на подходе был воинский состав с тяжелой техникой.
Три первых вагона оказались купейными, и оттуда, из-за занавесок, выглядывали офицеры. Беркута так и подмывало ударить по ним автоматной очередью, но решил, что лучше использовать для такого
30
События происходят после того, как на территории Польши Беркуту удалось бежать из эшелона с военнопленными и, создав партизанскую группу, захватить на железнодорожном переезде германскую автомашину.
Полной неожиданностью для Беркута стало то, что, вслед за товарняком, последний вагон которого остановился метрах в ста пятидесяти, на изгибе колеи, шел пассажирский поезд, машинист которого резко затормозил на подходе к переезду и тем не менее чуть не врезался в предыдущий состав.
Среди офицеров, вышедших из вагона, Беркуту сразу же бросился в глаза рослый смуглолицый гауптштурмфюрер с орлиным носом и жестким, пронизывающим взглядом. Эсэсовец тоже обратил внимание на стоявшего на обочине дороги германского обер-лейтенанта, и, не сводя с него глаз, словно загипнотизированный, начал приближаться.
Беркут инстинктивно подался навстречу ему, и с минуту они медленно, словно на дуэли перед выстрелом, сходились. Да и руки их тоже рванули кобуры почти одновременно.
— Если я правильно оценил ситуацию, вы не из нашего эшелона, обер-лейтенант? — застыла рука гауптштурмфюрера на рукоятке вальтера.
— Вы правильно оцениваете ее, — точно так же судорожно сжимал рукоять своего пистолета Беркут.
Боковым зрением он видел, как справа к нему медленно приближался с автоматом наперевес ефрейтор Арзамасцев, с которым Беркут бежал из плена, а слева, незаметно подталкивая дулом автомата дежурного по переезду, в пространство между гауптштурмфюрером и топчущейся у вагона группой офицеров заходил Корбач.
— Простите, обер-лейтенант, но вы напомнили мне одного знакомого офицера.
— Ваше лицо тоже напомнило мне лицо знакомого офицера, — ответил Беркут, все больше утверждаясь в мысли, что перед ним не кто иной, как гауптштурмфюрер Вилли Штубер.
Все еще не снимая рук с рукоятей, они оба метнули взглядами по сторонам. Эти диверсанты были опытными воинами и прекрасно понимали: чем бы в конечном итоге не завершилась схватка между пассажирами поезда и партизанами, для них обоих она завершится гибелью.
— По странность заключается в том, что тот знакомый был… русским офицером, — перешел гауптштурмфюрер на русский.
— Если я верно понял ваш русский язык, среди ваших знакомых, оказывается, были русские офицеры? — удивился Беркут на чистом германском.
— Они и сейчас есть, — перешел эсэсовец на свой родной
Он стоял чуть в сторонке от германских офицеров и, обхватив руками ремень, покачивался на носках, глядя в сторону Беркута и его собеседника. То, что он выделялся среди прочих пассажиров своим мундиром, ничуточку не смущало белогвардейца.
— Очевидно, из частей русского генерала Власова? — высказал догадку Беркут.
— Из частей русского казачьего генерала Семенова, расквартированных в Маньчжурии.
— Они все еще расквартированы там?! — искренне удивился Беркут. — В Маньчжурии, которая давно оккупирована Японией?
— Понимаю, что выглядит это странно: русские казаки — в роли союзников извечных врагов России, японцев.
— Это не единственная странность, порожденная нынешней войной. Достаточно вспомнить защитника Москвы генерала Власова, который теперь трепетно ждет аудиенции у Геббельса.
— …И которого сам Гитлер назвал русской свиньей.
— Но, что касается армии атамана Семенова…
— Забытой белоказачьей армии забытого атамана Семенова. Неужели не слышали о такой, обер-лейтенант?
— Ну, почему же, кое-какие сведения доходили.
— Кстати, запомните имя этого белоказачьего диверсанта, — кивнул он в сторону «семеновца», — который прошел тылами красных, от Маньчжурии до линии фронта в Польше. Это полковник Курбатов.
— Думаете, что его имя когда-нибудь понадобится мне?
— Хотя бы любопытства ради, — терпеливо объяснил Штубер. — Тем более что вскоре вы услышите о нем много захватывающего.
— Я? Вряд ли. У нас, армейцев-фронтовиков, другие интересы.
— О нем станут рассказывать даже по Берлинскому радио, — настоял на своем Штубер.
Прозвучал предупредительный гудок паровоза. Стараясь не выдавать своей нервозности, гауптштурмфюрер повернулся к Беркуту боком и движением руки, которую снял с кобуры, предложил провести его к вагону. Беркут тоже оставил кобуру в покое и пошел рядом с ним.
В двух соседних вагонах ехали в основном рядовые и унтер-офицеры, и, судя по тому, что многие из них еще оставались в бинтах, это были те, кого командование поощрило кратковременным отпуском на родину после лечения в госпиталях. Однако офицеры следили, чтобы отпускники не оставляли свои вагоны или в крайнем случае не отходили от них далее чем на три шага.
— Ладно, на всякий случай, постараюсь запомнить вашего протеже, — пожал плечами Беркут, — полковник Курбатов, чье имя возникло при случайном знакомстве с неким гауптштурмфюрером СС на диком лесном полустанке.
— Так, может быть, вы тоже представитесь? — предложил Штубер.
— Мои документы вам мало о чем скажут, — едва заметно ухмыльнулся Беркут.
— Поскольку значащееся в них имя такое же чужое вам, как и где-то добытый вами мундир.
— Вы неудачно шутите, гауптштурмфюрер, — поиграл желваками Беркут.
— Да не нервничайте вы так, обер-лейтенант. Это был всего лишь диверсионный обмен любезностями.
— В данной ситуации нам лучше обоим оставаться предельно сдержанными и столь же предельно вежливыми, — напомнил Беркут случайному, проезжему офицеру СД. — И не делать скоропалительных выводов.