Мандаринка на Новый Год
Шрифт:
— Меня тетеньки угостили! — девочка отворачивается от стены.
— Тетеньки идиотки, — невозмутимо парирует доктор. — А ты знаешь, что тебе нельзя пряники. Ну, лопала?
— Лопала, — упрямо.
— Сейчас ремня всыплю.
Одна из мам возмущенно охает, но Аня Перфилова нисколько не пугается.
— Не всыплете.
— На спину ложись
Девочка переворачивается на спину и привычно задирает рубашку, демонстрируя дешевые хлопчатобумажные трусики в катышки и измазанный зеленкой длинный безобразный шов во весь маленький детский живот. Пара уверенных движений взрослых пальцев, и девочка вскрикивает.
— Здесь?
— Да?
— А тут?
— Да!
Врач со вздохом встает с кровати.
— Лежи пока… Аня.
А потом делает пару шагов, становясь в центре палаты, складывает руки на груди. И начинает говорить — ровно, спокойно. Впрочем, до конца выдержать этот тон у него все равно не получается.
— У девочки спаечная кишечная непроходимость. Вы знаете, сколько раз ее оперировали? В предпоследний раз — полгода назад! В последний — пять дней назад. Ей нельзя мучного! У нее диета! А вы… Да, конечно, врачи и медсестры злые! А вы, мать вашу, добрые самаритянки! Облагодетельствовали сиротку!
— Да какое вы имеете право так с нами разговаривать?!
— А какое вы имеете право нарушать врачебные предписания?! Да еще относительно чужого ребенка?!
— Мы не знали…
— Пи… врать мне тут не надо! Всех предупреждали! Я! Сам! Лично! А можно еще мозги включать и подумать — может быть, девочке мучное не от природной жестокости запрещают есть? А для этого есть причины?
— Ну, извините, пожалуйста!
— Засуньте себе свои извинения, знаете, куда?! — он сжимает губы, сдерживая себя. Потом произносит пару фраз без звука, а, затем, не выдержав, уже на выходе из палаты: — Курицы безмозглые!
Ночью Аню Перфилову все-таки пришлось экстренно прооперировать.
— Николай Глебович, я только на работу пришел, а мне на тебя уже нажаловаться успели. Что ты там опять с бабами не поделил?!
— Благодаря этим бабам мы с Пал Палычем сегодня ночью экстренно оперировали Аню Перфилову из двенадцатой палаты.
— Мы ж ее несколько дней назад оперировали?
— Добрые тетеньки в палате накормили ее пряниками.
— Бл*дь!
— А я сказал гораздо мягче!
— Николай, да
— В реанимации.
— Как операция прошла?
— Как научили.
— Ладно, — вздыхает заведующий. — Я сам еще поговорю… с жалобщицами. Но, Николай, я тебя по-хорошему прошу — держи свой темперамент в узде! Не надо говорить людям все, что ты о них думаешь.
— А как они тогда узнают правду?
— Самойлов! Хочешь работать в медицине — умей вовремя промолчать! Понял меня?
— Понял.
Надя внимательно наблюдает за уверенными движениями мужских рук. Вспоминает, как ее это изумило в первый раз — как Ник обращается с ее сыном. Они сами с Виком первое время до ужаса боялись что-то не то сделать, когда брали ребенка на руки. Бабушки целый месяц приезжали по очереди внука купать, пока молодые родители освоились. А Ник… В его огромных ручищах маленький ребенок казался совершенно хрупким, но что-то в спокойной неторопливости этих рук убеждало в абсолютном профессионализме их обладателя.
— Коля, ну что?
— Да все отлично, Надюш. С богатырем нашим полный порядок. Думаю, обойдемся без операции.
— Думаешь?
— Пока рано утверждать точно, но вполне вероятно.
— Хорошо. Ты же с работы? Голодный? Кушать будешь?
— Ааа… ммм… кто готовил?
— Ну, знаешь ли! Хамить не надо! Я научилась вполне прилично готовить! За голубцы мне даже папа твердую четверку поставил.
— Ну, если Стас Саныч четверку поставил…
— Обойдешься! — фыркнула Надя. — Раз такой привереда!
— Ну, пожалуйста… Накорми голодного доктора.
— Доктор вечно голодный. Пошли.
И, спустя десять минут:
— Надь, а добавки можно?
— А волшебное слово?
— Пожалуйста! Очень вкусно, правда.
— То-то же, — снисходительно усмехается Надя, забирая у него тарелку. Но на щеках выступает румянец довольства. Дожили — Надя Соловьева радуется комплиментам своим голубцам!
— Вик во сколько придет?
Вместо Нади отвечает дверной звонок.
— А вот и он, — Надя передает Нику сына. — Покарауль хулигана, пока я дверь открываю.
Замок в прихожей щелкнул, что-то негромко произнес Вик, потом стало тихо. Ваня дотянулся до ложки и звонко стукнул ею по столу.